Громак поднялся с бревна, они постояли рядом, посмотрели на четко выписанные буквы.
— Не заблудятся теперь наши землячки? — шутя спросил Громак.
— В Европе не заблудились, а домой как-нибудь разыщут дорожку, — ответил Петро, прикасаясь пальцем к стекляшкам на указателе и щурясь от солнца. — Теперь уж скоро начнут возвращаться.
Он смотрел на родное село, живописно раскинувшееся над зеркальной полосой Днепра, на тенистые садочки, высокие журавли колодцев, белые хаты и думал о том, как оживет, забурлит Чистая Криница, когда домой вернутся отвоевавшиеся фронтовики, молодые парни и девушки, угнанные в Германию.
— Знаешь, Александр Петрович, — сказал он Громаку, — даже не верится, что война уже позади, что теперь знай спокойно работай, никакая фашистская сволочь не помешает.
— Война-то позади, а пакости на свете осталось еще немало, — с коротким вздохом ответил Громак. — Ну да головы разным гадам добре научились откручивать.
— Где же остальные ребята? — спросил Петро, оглядываясь по сторонам.
— А они пошли с Волковой щиты ставить.
— Проехать мне помочь?
— Помоги! Тут недалеко. Последний указатель в пяти километрах поставят и вернутся.
Петро вскочил на велосипед. Отъехав немного, он обернулся и, притормаживая, крикнул:
— Забыл сказать! Кинопередвижка из района приехала. Вечером картину посмотрим.
В полутора километрах, у развилки дорог, стоял деревянный указатель: «К Днепру». Еще дальше Петро увидел щит с надписью:
ДО КОЛХОЗА «ПУТЬ ИЛЬИЧА» 2 КИЛОМЕТРА
«Хоть кое-какой порядочек навели к концу войны, — думал Петро, разглядывая хорошо прокультивированные черные пары, густые посевы озимой пшеницы. — Жалко, до садов руки не дотянулись в этом году. Ну, теперь легче будет».
Комсомольцев он нашел у последнего указателя, на пятом километре от села. Они сидели рядышком у дороги, на поросшей молодой травкой насыпи, щелкали семечки. Волкова разбирала на коленях полевые цветы.
Груня Кабанец, озорная девушка, что-то сказала, и все, глядя на подъезжающего председателя, дружно засмеялись.
— С праздничком! — поздравил Петро, кладя свой велосипед на траву и подходя к ним. — У вас, вижу, весело.
— Какой там весело! — с притворным унынием откликнулась Груня. — Животы поподтягивало. Мы думали, вы нам обед привезли.
— Грунька сегодня второй раз пообедать еще не успела! — звонко воскликнула дочь школьной сторожихи Люба.
Все снова засмеялись.
— Был у нее кусочек хлеба, — продолжала Люба, — хотела размочить, а он в ведро не влез, так всухомятку и съела.
Петро с улыбкой смотрел на беспечно шутивших дивчат. Задержавшись взглядом на Волковой, он заметил, что глаза у нее были печальные.
«Это не годится, — подумал он. — Такой день, а на лице тоска».
Девушки немного побалагурили, поднялись, чтобы идти в село.
— А ведь хорошо придумали? — сказал Петро Волковой, стараясь задержать ее и указывая на деревянный щит. — Правда?
Девушка усмехнулась.
— Звучит солидно… «До колхоза „Путь Ильича“ пять километров»… Дивчата, погодите! Куда вы удираете?!
— Вы их догоните, — сказал Петро, придерживая ее за рукав.
Они пошли рядом.
Стараясь казаться веселой, девушка улыбнулась, но губы ее неожиданно дрогнули. Закрыв лицо руками, она заплакала. Петро растерянно смотрел на нее и не знал, что сказать.
Горе по соседству с радостью ходит. Петро вдруг понял: девушка в часы всеобщего торжества грустила о своем друге.
— Полина! — сказал он. — Слушайте, Полина… у каждого из нас есть о ком подумать в этот день. У меня погибла сестра, лучшие друзья погибли…
Волкова, не оглядываясь и прижав к щекам руки, быстро пошла к селу.
— Куда же вы?!
— Оставьте меня, — глухо пробормотала девушка. — Я хочу побыть одна… — И, сердито посмотрев на Петра, вдруг добавила: — Какое вам дело до меня? У вас своих забот много. Поезжайте…
Это было несправедливо и грубо. Петро, скрыв обиду, сказал:
— Напрасно вы так. Для нас всех вы стали родным, близким человеком.
Постепенно Петру удалось несколько отвлечь девушку от печальных мыслей.
— Помните, как мы в первый раз познакомились? — спросил он, когда они подходили к арке.
— Еще бы! Вы тогда чуть не искалечили меня. Кажется, это было совсем недавно, а уже скоро год… Неужели целый год?!
— Зато какой год! Будут вспоминать его и друзья наши и враги…
Волкова, глядя на празднично разряженных, ликующих людей, заполнивших улицы и дворы, снова стала грустной.
В этот день вечером Петро видел ее среди танцующих, а потом Полина незаметно исчезла.
…Затихли над селом последние звуки празднества, и люди шумно разошлись по домам. Петро долго сидел у раскрытого окна. Вот и пришел долгожданный мир, во имя которого пролили свою кровь тысячи таких чудесных советских людей, как Василий Вяткин, Григорий Срибный, Ганна и Степан Лихолит, Тягнибеда, Кузьма Степанович Девятко… Сколько жизней отдано во имя мира, во имя человеческого права свободно жить и трудиться!
Петро знал, как изголодались руки по мирному, привычному труду у тех, кто долго находился в окопах, и в его воображении рисовались самые заманчивые картины послевоенного мирного строительства.