Семья (СИ)

В принципе он мог держать меня в иллюзии сколько угодно, но чем дольше мы в ней находились, тем меньше на поле боя оставалось британских воинов. Герцог не мог этого не понимать, и, видимо, ему хотелось вернуться к своей армии, пока от неё ещё хоть что-то осталось, поэтому он пошёл на меня.

Герцог запустил в меня пару лучей их Кохинура, но теперь, когда артефакт ослаб, его лучи точно были для меня, как слону дробина. Я даже дискомфорта не испытал — лишь почувствовал лёгкое тепло в месте удара.

Мы потихоньку сближались, я крепко держал в правой руке меч и думал, как лучше атаковать врага. По зеркалу бить не хотелось — была вероятность, что мой удар отразится и вернётся ко мне усиленным. Небольшая вероятность, но всё же. Поэтому рисковать не хотелось.

Англичанин тем временем взял посох обеими руками и слегка пригнулся. По какой-то причине в иллюзии он не стал увеличивать свой рост. Возможно, не мог, а может, тому была другая причина. Так или иначе, мы были с ним примерно одного роста. И вот он пригнулся, движения его замедлились, и герцог… со скоростью атакующей змеи сделал резкий выпад посохом прямо мне в лицо. Почти попал — я чудом успел отклонить голову вбок.

И я не успел даже толком ничего осознать, как последовал ещё один выпад, а за ним ещё несколько. Я отходил назад, уворачивался и даже не пытался как-то отбить эти удары: очень уж они были молниеносными. На каких-то инстинктах и на заклятии ускорения тело ещё как-то уклонялось, а вот руки не настолько хорошо слушались, чтобы попасть мечом по посоху.

— Что это за цирк? — крикнул я Эджертону, в очередной раз уклоняясь от посоха. — Какого хрена ты мне в лицо своей палкой тычешь? Нормально драться разучился?

Англичанин не отвечал, лишь молча атаковал. А мне один раз даже удалось отбить посох рукой, но вот попасть по нему клинком — ни разу. Старикашка оказался слишком шустрым и орудовал посохом просто с невероятной скоростью. Разок он даже смог попасть мне в плечо. Было больно, обжигающе, но не критично. Защита работала. И сразу стало понятно, что весь этот цирк — удары именно в лицо, на самом деле вовсе не цирк, а единственная возможность нанести мне хоть какой-то урон ослабевшим Кохинуром.

Причём метил англичанин постоянно мне в лоб. Видимо, он решил, что это моё самое уязвимое место. Либо тому была другая причина. И после очередного выпада, когда навершие посоха прошло в паре сантиметров возле моего левого виска, до меня дошло: этот гад метил не в лоб, не в лицо и вообще не в меня! Он метил в шапку Мономаха! Он пытался сбить с моей головы Великий артефакт, чтобы лишить меня моей основной защиты!

Это уже было похоже на план, но вот только осуществить Эджертону его не удавалось. Так мы и прыгали: англичанин пытался сбить с моей головы шапку Мономаха, чтобы сделать меня слабее, а я пытался разрубить посох, чтобы лишить его Кохинура. И у обоих ничего не выходило.

Несколько раз у меня возникало желание подскочить к герцогу вплотную и рубануть его мечом, и я даже предпринял пару попыток это провернуть; но в первый раз враг уклонился, а во второй — подставил зеркало, как мне показалось, случайно, и я на всякий случай сам увёл меч в сторону. Я не был уверен, что Кусанаги-но цуруги сможет пробить зеркало Монтесумы, а у Эджертона не было уверенности, что зеркало отразит удар этого уникального и сильного клинка, поэтому ни мне, ни англичанину не хотелось это проверять.

Неизвестно, как долго продолжалось бы это наше нелепое противостояние, если бы во время очередного выпада герцога, я не ощутил, как меня покинуло то тепло, что напоминало о связи с Романовым. И не просто покинуло — вместо него я почувствовал в районе солнечного сплетения неприятный холодок, который затем пробежал по всему телу. Означать это могло лишь одно — у Александра Петровича закончились силы.

Кохинур всё ещё оставался тусклым, видимо, ему требовалось какое-то время, чтобы восстановиться. Но я не думал об этом. Я не думал о том, что совсем скоро мой враг опять станет очень сильным. Я вообще ни о чём не думал. Меня накрыла ярость: невероятно сильная, животная, полностью затмевающая разум.

Ярость и желание отомстить за Александра Петровича были настолько велики, что меня чуть не разорвало от этих чувств; я ощутил, как мои глаза наливаются кровью, а дыхание перехватывает от злости, сжал покрепче рукоять своего меча и бросился на Эджертона.

Такой прямой атаки в лоб враг не ожидал. Расстояние между нами было слишком мало, чтобы он успел начитать нужное заклинание и куда-либо переместиться. Ему удалось лишь прикрыть грудь и живот зеркалом и выбросить мне навстречу посох.

Я отклонил голову вбок, ощущая, как Кохинур в навершие посоха обжигает мне щёку и сдирает с неё кожу, и спустя доли секунды ударил мечом в зеркало: остриём в самый его центр. Для Эджертона это оказалось сюрпризом, видимо, он до последнего не ожидал, что я ударю по зеркалу. Возможно, думал, что просто попытаюсь сбить его с ног.