Семя скошенных трав (СИ)

Рядом с людьми было особенно заметно, какой он белёсый, просто землисто-бледный. У землян так выглядят только обескровленные трупы. Но длинные, с палец, клыки на выдвинутой вперёд нижней челюсти сияли сахарной белизной, выделялись даже на фоне бледного лица. И глаза выделялись: чёрные и влажные, в длинных пушистых ресницах, очень красивые глаза на безобразной морде. На Земле такие глаза бывают у тюленей или у газелей; всё портил только прямой немигающий взгляд. А нос — короткий и широкий, приплюснутый такой, как у некоторых обезьян, только с ноздрями, закрывающимися внутрь. Не обезьяний, конечно, а тюлений. На переносице, у самых глаз — два тёмных шарика, справа и слева, тоже, наверное, панцири мелких морских гадов, которые у них вместо украшения. А ещё очень странная причёска. Я видал похожие на некоторых старинных картинках у земных женщин: коса, в которую забраны пряди волос с боков. И эта коса, белёсая, вернее, цвета сухого песка, уходила сзади под футболку с эмблемой КомКона: на шельмеце были только футболка и короткие штаны, чуть ниже колена. Между ними и магнитными ботинками — голые ноги, мертвенная бледная, как сероватый гипс, кожа без волос.

Вдобавок от него сильно несло чем-то вроде рыбьего жира. Довольно противный запах.

Наши глазели на него, как на невидаль. Даже не враждебно по-настоящему — просто глазели, ошалев от такого невиданного зрелища. Абстрактный враг обрёл реальность, показался во плоти — мы такого и не ожидали.

Может, у кого-нибудь и чесались руки его убить, но по лицам это не читалось.

Даже у меня — не чесались. Было ужасно интересно; я понял, почему наши пытались брать их в плен, несмотря ни на что.

А старший группы сказал капитану:

— Я — Алесь Прокопович, КомКон, группа, работающая с Шедом. Вот это — Юлий Самойлов, специалист по шедийской культуре, а это — Данкэ из Коро через Урэ, врач-педиатр. Нам просто повезло, что он с нами и смог прилететь.

Этот Алесь так невозможно спокойно представил шедми, как человека представлял бы. Данкэ из Коро через Урэ (как это?), врач-педиатр, нормально, в порядке вещей! С детьми же придётся общаться…

Спокойные такие ребята эти комконовцы! Хоть бы предупредили, что ли…

Капитан посмотрел мрачно, но пожал людям руки, а шедми капитану свою не протянул. И неожиданно извинился, по-русски, довольно правильно произнося слова:

— Я не умэю так здороваться, капитан, — и, кажется, ухмыльнулся. Клыки ему мешали. А может, он так скалился, не знаю.

Капитана передёрнуло. В жизни бы он не стал здороваться с шельмой за руку, побрезговал бы.

Алесь тут же сказал:

— Антон Михайлович, мы бы хотели посмотреть запись вашей беседы с персоналом станции. На основании этой записи нам проще будет сделать правильный вывод.

Капитан пожал плечами.

— Смотрите. Саня, покажи ему.

Я включил повтор.

Все эти трое подались вперёд, слушали с чрезвычайным вниманием и, по-моему, рассматривали того шедми, который с нами связывался. Лица у них были напряжённые и встревоженные. Прямо так переживают и дёргаются, не скрывают даже… не привыкли у себя в тылу.

Когда запись кончилась, Алесь спросил, но почти утвердительным тоном:

— Он же штатский, да?

— Старшие позвали, он пошёл, — сказал Данкэ. — Защищать океан и наших детей. Да, лингвист или переводчик. Конечно, не имеет права говорить за весь персонал, если жив командир.

— Там у них случилась какая-то трагедия, — сказал Юлий. — Беда.

— У всех нас — беда, — сказал шедми. — А у них — ответственность, — и сказал что-то на шельмовском языке, с урчанием и придыханием.

Почему-то, когда он перешёл на свой язык, мне стало не по себе. И не только мне, кажется.

— Давление — как на глубине, — тут же перевёл Юлий, поймав неприязненный взгляд капитана. — Это поговорка такая: ответственность давит, как океанская вода на большой глубине… А с ними можно связаться?

Капитан переглянулся со старпомом. Этот взгляд означал: «Ну вот, началось!»

— Саня, — сказал он, даже не пытаясь скрыть неприязнь, — свяжи их с шельмами. Пусть побеседуют о вечном… — и, по-моему, проглотил какое-то крепкое словцо.

Я стал вызывать «апельсин». Я понимал наших, но сам не злился — и комконовцы меня не особо раздражали. Меня не раздражал даже шельмец, которому, по-моему, было жарко в рубке: я чётко видел, как по его виску ползёт капелька пота.

Мне только было ужасно интересно. Я чувствовал себя героем приключенческого ВИДфильма.

Откликнулись они тут же — тот самый Антэ Хыро, будто он дежурил в рубке около передатчика. И когда он увидел Данкэ, у него на морде дрогнула какая-то фибра. То ли тик на нервной почве, то ли он очень уж сильно дёрнулся, увидав своего — но тут же взял себя в руки.

У них не положено хоть как-то показывать, что чувствуешь.

А заговорил не Данкэ, а Алесь.

— Рэвоэ, Антэ-хиэ, — сказал он тоном, совершенно невозможным ни для кого из наших. Каким-то… братским, что ли. Неправильным. — Мы представители Комиссии по Контактам с Земли. С нами Данкэ из Коро, детский врач. Мы прибыли, чтобы решить вместе с вами, чем мы можем помочь. Возьмёте нас на борт?