Семья Тибо, том 2

– Известно ли господину Жаку, что у нас будет война? – спросил Леон. Что это было – насмешка? Тон был глупо-вопросительный, так же как и взгляд круглых выпученных глаз, но в выражении отвисшей нижней губы притаилось что-то хитрое. Не ожидая ответа, он добавил: – Мне идти на четвертый день. Но я-то всегда был денщиком… – На лестнице раздалось щелканье решетчатой двери лифта. – Вот и господин Антуан, – сказал Леон. И пошел открывать.

Антуан подталкивал плечом маленького старичка в очках, седого, в альпаковом сюртучке. Жак узнал бывшего секретаря своего отца.

Увидев его, г-н Шаль отшатнулся. Встречая знакомое лицо, он всегда быстро зажимал рукой рот, словно заглушая удивленный крик:

– Ах, это вы?

Антуан с отсутствующим видом пожал руку брата, по-видимому, не удивившись, что застал его здесь.

– Господин Шаль прогуливался по тротуару, ожидая меня… Я уговорил его подняться и позавтракать с нами.

– Один разок в счет не идет, – скромно пробормотал Шаль.

Антуан повернулся к слуге.

– Можете подавать.

Они вошли втроем в кабинет, где уже собрались Штудлер, Жуслен и Руа. Груда развернутых газет лежала на письменном столе.

– Я опоздал потому, что после больницы заезжал на Кэ-д'Орсе, – объяснил Антуан.

Наступило молчание. Все хмуро смотрели на него.

– Ну? – спросил наконец Штудлер.

– Плохо… Очень, очень плохо… – лаконически произнес Антуан. Он с удрученным видом покачал головой. Затем сказал громче: – Пойдемте к столу.

Яйца всмятку были съедены с мрачным усердием, причем никто не произнес ни слова.

– Судя по тому, что говорит Рюмель, – внезапно заявил Антуан, не поднимая глаз от тарелки, – у нас есть сейчас серьезные основания надеяться, что Англия пойдет с нами. Во всяком случае – не против нас.

– Если так, – спросил Штудлер, – почему же она не поторопится оказать об этом? Это могло бы еще спасти все!

Жак не удержался:

– Почему? Да потому, что совсем не так уже очевидно, что у Англии есть желание спасти все… Англия – это, несомненно, единственная страна, у которой в лотерее мировой войны есть твердые шансы на выигрыш.

– Ты ошибаешься, – нервно сказал Антуан. – По-видимому, в высших сферах Лондона никто не хочет войны.

Справа от Антуана Шаль слушал, примостившись на краешке стула. Где бы он ни сидел, у него всегда был такой вид, будто он приткнулся на откидной скамеечке. Он поворачивал голову то вправо, то влево и с тревожным вниманием следил за тем, кто говорил в данную минуту; он даже забывал есть. Переполох, происходивший в мире, выходил за пределы его понимания и сопротивляемости его нервной системы. Вот уже третий день, как болезненный страх, все время раздуваемый чтением газет и разговорами, обрушился на беднягу, и единственное, что привело его сюда сегодня утром, – это надежда услышать что-нибудь успокоительное.

Антуан заговорил поучительным тоном, который звучал фальшиво:

– Британский кабинет состоит сейчас из людей, искренне преданных делу мира. К тому же это, пожалуй, наилучшее по составу правительство во всей Европе. Грей – человек дальновидный; он уже восемь лет управляет министерством иностранных дел. Асквит и Черчилль[43] – люди рассудительные и честные. Холден исключительно деятелен и хорошо знает Европу. Что касается Ллойд-Джорджа[44], то его пацифизм – общепризнанный факт; он всегда враждебно относился к вооружению.

– Отборные люди, – подтвердил Шаль таким тоном, словно его мнение на этот счет установилось уже давно.

Жак, готовый к спору, молча поглядывал на брата и продолжал есть.

– Руководимая такими людьми, Англия не испытывает никакого желания ввязываться в эту авантюру, – закончил Антуан.

Штудлер снова вмешался.

– Тогда почему же Грей уже целые десять дней выбивается из сил, замазывая истинное положение вещей разными дипломатическими трюками, в то время как единственным верным средством заставить центральные державы отступить было бы предупредить их, что в случае войны Англия выступит против них?

– Так вот, кажется, именно это самое и сделал Грей вчера в беседе с германским послом.

– И что это дало?

– Ничего… Пока что ничего… Впрочем, на Кэ-д'Орсе боятся, что это заявление слишком запоздало, чтобы оказать какое-либо действие.

– Само собой разумеется, – проворчал Штудлер. – К чему было столько ждать?

– Будьте уверены, что это не случайно, – вставил Жак. – Из всех изворотливых политиканов, которые делят между собой власть в Европе, Грей, кажется, самый…

– Рюмель говорит совсем другое, – сердито прервал его Антуан. – Рюмель три года был атташе в Лондоне; он часто сталкивался с Греем и, следовательно, говорит теперь о нем, располагая определенными данными. И право же, говорит очень умно.

– В этом вся прелесть, – прошептал Шаль, как бы про себя.