Семья Тибо (Том 2)

- Мужики? Они действительно немного поволновались в своих деревнях, занимали поместья, кое-где пожгли барские усадьбы. Верно! Но кто же согласился выступить против рабочих? Мужики! Из кого вербовались полки, которые на московских улицах зверски расстреливали революционный пролетариат? Из мужиков, только из мужиков... Отсутствие субъективных факторов! - сурово повторил Мейнестрель. - Когда знаешь, что происходило в декабре тысяча девятьсот пятого года; когда подумаешь, сколько времени зря потеряла социал-демократия на теоретические дискуссии; когда убеждаешься, что вожди даже не договорились между собой о целях борьбы, даже не пришли к соглашению о тактике совместных действий, вплоть до того, что забастовка в Петербурге самым глупым образом прекратилась как раз тогда, когда начинался подъем в Москве, вплоть до того, что забастовка связистов и железнодорожников закончилась в декабре, как раз в тот момент, когда прекращение работы транспорта могло парализовать правительство и помешать ему бросить на Москву полки, Которые раздавили восстание, - тогда понимаешь, почему в тысяча девятьсот пятом году в России революция... - Он на какую-то долю секунды остановился, наклонил голову к Альфреде и очень быстро прошептал: - ...революция была заранее об-ре-чена!

Ричардли, который сидел, опершись локтями о колени и наклонившись вперед, играл пальцами, поднял изумленные глаза.

- Заранее обречена?

- Разумеется! - ответил Мейнестрель.

Наступило молчание.

Жак осмелился заговорить с места:

- Но в таком случае, вместо того чтобы доводить дело до такого конца, не лучше ли было бы...

Мейнестрель смотрел на Альфреду; он улыбнулся, не обращая взгляда к Жаку. Скада, Буассони, Траутенбах, Желявский, Прецель молчаливо выражали одобрение.

Жак продолжал:

- Поскольку царь даровал конституцию, не лучше ли было бы...

- ...достигнуть предварительного соглашения с буржуазными партиями, докончил Буассони.

- ...воспользоваться конституцией, чтобы методически лучше организовать русскую социал-демократию, - добавил Прецель.

- Нет, я не думаю так, - тихо заметил Желявский. - Россия - это не Германия. И я думаю, что Ленин был прав.

- Вовсе нет! - воскликнул Жак. - Это Плеханов был прав! После октябрьской конституции не надо было браться за оружие... Надо было остановить движение! Закрепить достигнутое!

- Они обескуражили массы, - сказал Скада. - Люди гибли неизвестно ради чего.

- Это правда, - горячо продолжал Жак. - Они могли бы избавить людей от многих страданий... Сколько крови было пролито напрасно!..

- Это еще вопрос! - резко заявил Мейнестрель.

Он уже не улыбался.

Все смолкли и стали прислушиваться.

- Выступление было заранее обречено? - продолжал он после краткой паузы. - Да! И с октября!.. Но кровь лилась напрасно? Конечно, нет!..

Он встал, чего не делал еще почти ни разу с тех пор, как начал говорить. Пошел к окну, рассеянно поглядел в него и быстро возвратился к Альфреде.

- Декабрьское восстание не могло привести к завоеванию власти. Допустим! Было ли это доводом, чтобы не действовать так, как если бы это завоевание было возможно? Конечно, нет! Прежде всего потому, что мощь революционных сил познается только при их испытании, в ходе революции. Плеханов не прав. После октября надо было браться за оружие. Надо было, чтобы пролилась кровь!.. Тысяча девятьсот пятый год - этап. Этап необходимый, исторически необходимый. После Коммуны - это вторая, и на более высокой ступени, попытка превратить империалистическую войну в социальную революцию. Кровь пролилась не напрасно! До тысяча девятьсот пятого года русский народ - народ и даже пролетариат - верил в царя. Его имя произносили, осеняя себя крестом. Но с тех пор как царь велел стрелять в народ, пролетариат и даже многие мужики начали понимать, что от царя нечего больше ждать, так же как и от правящих классов. В стране, столь мистически настроенной, такой отсталой, необходимо было кровопролитие, чтобы развить классовое сознание... И это еще не все.

Это был опыт исключительной важности и с другой точки зрения, с точки зрения революционной практики, вожди могли пройти здесь школу, не имевшую прецедента. Быть может, завтра все убедятся в этом!

Он по-прежнему стоял, блестя глазами, подчеркивая жестами каждую фразу. Кисти его рук обладали женственной гибкостью; он плавно, змеиным движением шевелил пальцами, и его жестикуляция наводила на мысль о Востоке, о танцовщицах Камбоджи, об индийских укротителях змей.

Он погладил Альфреду по плечу и сел.