— Нет! Никогда не залетала, — ответила Инга и задумалась. — А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Не бери в голову.
— Нет. Ты никогда не спрашиваешь просто так. Ты намекаешь на то, что я бездетная.
— Нет, не намекаю. А много у тебя было партнеров до Вороновича?
— Четверо, — нахмурилась Инга. — Первый был Лелик. По-моему, он даже не успел кончить. Успел только лишить меня невинности. И тут ворвался отец, за волосы вытащил меня из-под него и отпорол ремнем.
— Тяжелый случай! — вздохнула Юлька. — Ну а с остальными ты тоже не предохранялась?
Инга грустно покачала головой.
— Остальные были подонки. Три подонка на черном «вольво». Они просто меня изнасиловали на заднем сиденье. Я не залетела потому, что у меня был безопасный период. Ну а Воронович — он просто старый.
Юлькин взгляд сделался задумчивым. Она зыркнула глазами по груди подруги и снова приложилась к биноклю.
— Ну задымил, задымил, как паровоз, — пробормотала она.
— У тебя другое мнение, Юлька! — забеспокоилась Инга. — Ты хочешь сказать, что я бездетная? Да оторвись от этой дряни, наконец!
— Я этого не говорила, — подала голос Юлька, не поворачивая головы. Я тебе наоборот пообещала, что ты родишь ребенка. Но не от того, кого ты любишь.
— А я никого не люблю, — призналась Инга. — А Вороновича даже ненавижу.
И девушка, судорожно сглотнув, неожиданно вспомнила о чудаке с Чистопрудного бульвара. Почему-то именно сейчас ей захотелось рассказать о нем подруге. Ей захотелось рассказать про Ирландию, про сны, про скалистую бухту и про маленькую родинку на животе.
В ту же минуту Инга принялась излагать свою ирландскую эпопею с наивностью Марии Магдалины. А бывшая жрица вместо того, чтобы пощупать подруге лоб и напомнить, что для исповеди существуют церкви, распахнула свои зеленые глазищи и забыла обо всем на свете.
Воронович вскоре уехал, но девушки продолжали шептаться на четвертом этаже чужого дома, и черт знает, сколько бы они там проторчали, если бы их не спугнул какой-то субъект с полосатым пузом и бульдогом на поводке. Подруги выпорхнули из девятиэтажки и помчались домой. Но и дома на кухне перед кипящим чайником Инга продолжала повествовать о своих сердечных делишках, а Юлька — завороженно слушать, качать головой и впадать в прострацию. А потом они долго не замолкали в постели, крепко обнявшись и потушив настольную лампу, и когда наконец угомонились, Инге опять снилась таверна.
9
Несмотря на то что отпечатки пальцев не совпали, Батурин решил задержать Ягуткина в качестве подозреваемого. Шеф отнесся к этому весьма недоброжелательно.
— Вы действительно думаете, что убил он? — спросил начальник следственного управления.
— С уверенностью утверждать не могу, но не исключаю, — ответил Батурин. — Причина избавиться от мужа любовницы у Ягуткина довольно серьезная. Главное, вдова не исключает, что он мог расправиться с её мужем. Правда, я с ней ещё не говорил, но наблюдал за их взаимоотношениями на кладбище. Они меня насторожили.
— Однако следов нет.
— Это не важно. Ягуткин мог нанять и киллера.
Следователь лукавил. Чутье подсказывало, что в этом запутанном деле лучше сделать ложный ход, чем показать бездействие. Это поможет ослабить бдительность истинного убийцы. К тому же полковник надеялся, что задержание Ягуткина в качестве подозреваемого полностью выбьет из равновесия мадам Воронович. Следователь не ошибся. Пришедшая на допрос Римма Герасимовна выглядела очень напуганной. Прежнего самообладания у неё не было и в помине.
— В принципе вы допускаете, что Ягуткин мог убить вашего мужа? — с ходу начал напирать следователь, как только она расположилась напротив него за столом.
— С чего вы взяли? Я этого не говорила! — ответила она неуверенно и виновато потупила взор.
— Но он при свидетелях грозил, что убьет вашего мужа?
Глаза Риммы Герасимовны гневно вспыхнули.
— Одно дело грозить, а другое убить! — воскликнула она, и подбородок её задрожал. — В запальчивости человек себя не контролирует.
— Почему же вас так взволновало сообщение об убийстве мужа? К его самоубийству вы отнеслись, как мне показалось, довольно прохладно.
Вдова подняла глаза на следователя и произнесла сквозь зубы:
— Натан мне действительно не был дорог. Конечно, нехорошо говорить о покойниках плохо, но он был из тех людей, чьей смерти ждешь как освобождения. Мы с Женей устали от ожидания того дня, когда он нас наконец отпустит. Вы не знаете, что за человек был мой муж. Насколько он был изощрен в своих подлостях.
Римма Герасимовна шмыгнула и полезла в карман за платочком.
— Продолжайте! Я слушаю, — произнес следователь сурово.
— Сначала он говорил, что не может мне позволить жить с чужим человеком, потому что боится за дочь. По статистике, пятьдесят процентов отчимов насилуют своих падчериц. — Влажные глаза женщины сверкнули. — Но это ложь! Ему, как потом выяснилось, было наплевать на собственную дочь. Два года назад он её так подставил, что мало не покажется! Подставил родную дочь! Понимаете?
— Не совсем, Римма Герасимовна. Поясните! — произнес Батурин, сморщив лоб.