Постепенно сгущались сумерки. Маришка прижалась к мужу и притянула к себе Агику. Так они провели несколько счастливых минут. Над их головами сверкало звездное августовское небо; Бабонь, словно гигантские зеленые легкие, дышал вечерней прохладой, из комнаты доносились размеренные и спокойные шаги майора. Тоты радовались тому, что майор здесь, рядом, что за столом он дважды подкладывал себе фаршированной курицы и что он наслаждается тонким сосновым ароматом… Дюла, Дюла, лишь бы тебе все это пошло на пользу! Лишь бы тепло топили в батальонном штабе! Лишь бы не пробрались туда партизаны! Дюла, Дюла, только бы не случилось с тобой беды! Дюла, только бы ты не замерз!
С четверть часа сидели они на свежем воздухе, в немой тишине, так как думали, что гость лег спать. Они тоже устали от волнений долгого дня; Маришка уже собралась было пойти ложиться, когда Тоту вздумалось выкурить сигару.
Он сходил за ней в дом и закурил, с наслаждением вдыхая табачный дым. Он умел ценить эти малые радости жизни: прохладу вечера, удобное кресло, близость родных, терпкий привкус сигарного дыма. В моменты, когда столь приятные ощущения сливались воедино, Тот любил потянуться и покряхтеть. В таких случаях он чаще всего поминал свою матушку.
Вот и сейчас он всласть похрустел суставами и простонал:
— Ох-хо-хо, мать ты моя родная, и зачем ты, бедная, меня покинула!
В последовавшие за этим днем две недели ему уже не представилось больше случая всласть потянуться и покряхтеть, потому что в этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник майор.
— Что случилось? — испуганно вскинулся он. — Ранило кого?
— Ничего не случилось, — слегка смутившись, успокоил его Тот.
— Мне как будто послышался стон.
— Это я стонал, — сказал Тот.
— И как будто бы кто-то звал свою мать?
— И звал тоже я, — признался Тот.
Он пояснил, застенчиво улыбаясь, что это у него такая привычка потягиваться. И когда потягивается, он стонет. Но совершенно без всякой причины. Он стонет от хорошего самочувствия.
— Чему я весьма рад, — отчеканил майор.
Он смерил Тота взглядом и вновь скрылся в комнате. Тоты остались одни. От неожиданности они не знали, что делать, но все равно ничего не успели бы сделать, потому что в дверях снова показался майор. Он дважды обошел вокруг Тота, затем спросил:
— Ну, что нового?
— Ровно ничего, глубокоуважаемый господин майор.
— Вы по-прежнему хорошо себя чувствуете?
— У меня нет причин жаловаться, — сказал Тот.
— А почему это вы так хорошо себя чувствуете?!
— Почему? — задумался Тот. — Да просто так.
Майор внимательно оглядел Тота с головы до пят, отчего последний пришел в крайнее смущение и решался теперь выпускать дым лишь маленькими колечками, пока гость не удалился в свою комнату. Однако немного погодя он опять вышел и снова принялся разглядывать Тота.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего не случилось.
— Но ведь у вас не горит сигара.
— И правда, — признался Тот. — Я ее погасил.
— Так что, собственно говоря, вы делаете здесь, на веранде?
— Просто дышу свежим воздухом.
— И ничего больше?
— Да почти ничего, — признался после короткого размышления Тот.
Удовлетворило ли гостя подобное объяснение, так и не удалось установить. Но теперь майор уже более стремительно вышагивал по комнате и гораздо скорее вернулся обратно, чем в прежние разы.
— Послушайте-ка, Тот, — обратился он к хозяину, который испуганно вздрогнул. — Не хотите ли сыграть партию в шахматы?
— Очень сожалею, господин майор, но я не умею.
— Может, перекинемся в картишки?
— И в картах я тоже ничего не смыслю, — смутился Тот.
— Тогда сыграем в домино.
Тот едва осмеливался дышать.
— Дело в том, — наконец отважился он, — что я вообще не разбираюсь ни в каких играх.
Майор с едва скрываемым осуждением повернул к себе в комнату. Даже шагов его больше не было слышно. Ни малейшего звука не доносилось из комнаты, и это чрезвычайно угнетающе действовало на Тотов. Все трое замерли, скованные воцарившимся в доме безмолвием, и боялись даже глядеть друг на друга.
На этот раз дверь отворилась не так скоро. Тот попытался даже попятиться назад вместе со своим креслом, ибо гость остановился вплотную перед ним и уставился на брандмейстера пронзительным взглядом.
— Дорогой Тот, — начал он. — Надеюсь, мое присутствие не стесняет вас?
— Ни в коей мере, — ответил Тот.
— Тогда поговорим откровенно. Нет ли у вас ощущения, что вам чего-то не хватает?
Тот глубоко задумался.
— Вот разве что мой вишневый мундштук… он куда-то запропастился, но я вырежу себе новый.
— Я ставил вопрос не в материальном смысле. Я намекал на пагубные последствия бездеятельности.
Тот растерялся. Он вопрошающе посмотрел на жену, которая в свою очередь недоуменно взглянула на него, словно ожидая разъяснений.