Семья Усамы бен Ладена

Я чувствовал себя так, словно тоже защищаю безопасность отца, хотя на самом деле был всего лишь пятнадцатилетним, не слишком развитым физически мальчиком — над моей верхней губой не пробивалось еще ни единого волоска. Но, несмотря на юный возраст, я умер бы за человека, чьей любви добивался чуть ли не с пеленок. Я гордился своим новым положением избранного сына и почтительно стоял возле отца, внимательно оглядывая все вокруг, пока отец поднимался по небольшому трапу, перед тем как войти внутрь самолета, где, как я надеялся, он будет в безопасности.

Я последовал за ним, помедлив пару секунд в дверях, чтобы осмотреться и привыкнуть к непривычному окружению. В самолете пахло новой кожей. Наняв нам такой дорогой самолет, кто-то из суданских чиновников хотел продемонстрировать всю степень своего уважения к отцу. Отец выбрал место в носовой части у первого прохода и сел, положив на колени автомат. Брат Саиф Адель сел ближе всех к отцу, а я расположился у окна позади отца. Мухаммед Атеф и остальные люди отца сели на другие места недалеко от нас. Был там и третий мужчина, которого я знал, его звали Хатим. Он сидел поблизости и сжимал в руках карту и компас. Остальные четверо сопровождавших нас мужчин забрались в хвост самолета.

Мысли мои неслись галопом, я все время размышлял о том, куда же мы летим. Но боялся, как бы остальные в самолете не узнали, что мне не посчитали нужным сообщить эту информацию, поэтому хранил молчание. Отец оставался бесстрастным, тогда как мое волнение росло с каждой минутой. Я был уверен, что мы на пороге приключений.

Меня укололо грустное воспоминание о братьях, оставшихся в Хартуме, и тут я внезапно понял, почему он не назначил меня своим доверенным лицом. Отец не был уверен, что мы с ним переживем это путешествие! Если случится трагедия, мои братья возьмут на себя всю ответственность за его огромную деловую империю.

Значит, впереди нас ждали неприятности? Может быть, даже смерть? Вспомнив вооруженных мерзавцев, пытавшихся застрелить отца, я подумал: что, если другая кучка убийц уже поджидает нас и вот-вот окружит самолет, пока он еще на земле? Я перевел дух, только когда мы оторвались от взлетной полосы и взмыли в небо. Я поднял голову и в последний раз поглядел на покинутые нами края. На мгновение мне стало грустно, и я стал молча повторять:

— Прощай, Хартум… Прощай.

Оживленный африканский город скоро исчез из виду. Я больше не мог разглядеть места, которые успели мне полюбиться. И горькая мысль пронзила меня: жизнь, которую я вел последние пять лет, тоже исчезла, словно ее смыло приливом, унесшим в небытие неповторимые годы моей юности. В Хартуме я впервые испытал нечто похожее на счастье. И теперь сердце мне подсказывало, что Омар бен Ладен уже никогда не ощутит прежней беспечной радости.

Я глубоко вздохнул и потер рукой подбородок, мечтая, чтобы на нем в одно мгновение появилась длинная, густая борода. Тогда я превратился бы во взрослого мужчину и мог сам принимать решения, как мой старший брат Абдулла. Я знал: будь у меня выбор, я сломя голову бежал бы прочь от сумасшедшей жизни семьи Усамы бен Ладена. Но так же, как моя мать и младшие братья и сестры, я не имел выбора и должен был следовать за отцом, куда бы ни привели меня его решения.

Напряжение в самолете усиливалось с каждой минутой. Мой юный разум жаждал узнать, что сейчас произойдет. Но молчание отца, словно заразная болезнь, поразило всех, кто там был. И я не осмелился задать вопрос.

Отец никогда не делился своими сокровенными мыслями даже с членами собственной семьи, и все же я чувствовал, что он был в весьма мрачном расположении духа, возможно, даже был разгневан. Отец никогда не верил в то, что его могут вышвырнуть из Судана, но это произошло.

Временами раздавался тихий шелест бумаги. Это Хатим сгибал и разгибал карту нашего региона. Его руки и глаза совершали быстрые хаотичные движения: он бросал внимательный взгляд на компас, затем снова на карту — и поспешно делал какие-то заметки на полях. Своей мрачной скрупулезностью Хатим давал нам понять, что не доверяет двум пилотам, сидевшим за штурвалом самолета. А это, в свою очередь, означало, что отец ожидал какого-то подвоха от суданского правительства.

Отец был ошеломлен, когда страна, где ему прежде оказывали столь радушное гостеприимство, капитулировала перед требованиями Саудовской Аравии, египтян и американцев. И осознав, что у него нет выбора, отец сразу стал искать подходящее место, где он мог бы вести свою деятельность, и выяснять, какие средства и какое имущество ему позволят забрать с собой.

Теперь эти вопросы терзали и меня. Куда мы направляемся? Лишимся ли мы своей собственности? Вспомнив, что мне велели оставить в Хартуме даже зубную щетку, я стал подозревать: мы потеряли все, что имели. Я не смог даже тайком пронести с собой ингалятор и лекарства от астмы — они занимали много места. Оставалось надеяться, что там, куда мы летим, смогу купить себе другой ингалятор и хоть немного вентолина.