А если отзовется — то как? Вдруг не станет разбираться, а просто шибанет молнией? Янгфанхофен рассказывал Лахдже пару баек про этого громовержца, и она знала, что тот бывает импульсивным и гневливым.
— Не призывай богов, — строго велела Лахджа. — У них высокая занятость и нет выходных. Лучше призови Кийталану или святого Эммидиоса. Пусть наложат на Фурундарока санкции.
— Да что уж там, призывай сразу Корграхадраэда! — хохотнул Фурундарок. — Пожалуйся ему на меня лично!
Вероника с тревогой посмотрела на маму, на дядю Фурундарока. Она всегда только радовалась, когда просили кого-то призвать, но Кограхадраэд… боги и все святые, у него такое трудное имя… Вероника даже сейчас не уверена была, что правильно выговорит.
А два других имени она просто не успела запомнить. Ки… Эм… кто?.. кого?..
— Призываю Кор… ки… эм… побивателя демонов какого-нибудь! — в отчаянии выкрутилась она.
Вспыхнул свет, и на кухне появился монах в багровой рясе и с повязкой на глазах. Фурундарок при виде его только презрительно фыркнул. Парифатские солнцегляды смертельно опасны для низших демонов и страшные противники для высших, но уж не для него, не для Величайшего Господина. Появись тут весь их орден разом, он бы еще напрягся, но один монах исчезнет, едва Фурундарок откроет рот.
— Нет, Фурундарок! — закрыла собой опешившего монаха Лахджа.
— А мне нравится эта игра, — лениво произнес демолорд. — Пусть она призывает мне многоусловочных монахов и святых, а я их буду жрать.
— Ох, как ты доволен собой, когда это говоришь! — скривилась Лахджа. — Смотрите на меня, смотрите, я плохи-и-и-иш!
— Да я и тебя могу сожрать, — напомнил Фурундарок. — Что ты его закрываешь?
— А я на тебя за это в Сальван ноту напишу!
— Отсюда не дойдет, — похлопал себя по животу Фурундарок.
Тем временем солнцегляд оправился от изумления. В отличие от брата Тиканохуа, он явно не состоял в дружбосетях, и для него оказалось шоком вдруг куда-то перенестись. Но солнечный монах быстро сообразил, что это козни демонов, и сходу распознал, кто на этой кухне самый опасный. Слепой старик без колебаний сдвинулся правее и снял повязку.
В Фурундарока ударил поток слепящего света. Демолорд рявкнул от внезапной боли и ударил по воздуху кулачком, словно давил муху…
— Уходи отсюда ДАЛЕКО!!! — во все горло выкрикнула Вероника.
Фурундарок успел только выпучить глаза. Обожженный благодатным светом, он не сумел воспротивиться изгнанию… и исчез. Испарился.
А монах вернул на место повязку и выжидательно уставился на Лахджу. Он не мог не понимать, что та тоже демон, но явно заметил, что его пытались защитить.
— Нет-нет, мы местные, у меня и паспорт есть, — поспешно все же заверила Лахджа. — Волшебного существа.
— Я в Мистерии? — предположил солнцегляд.
— Да-да, — вздохнула Лахджа. — Чай, кофе?
Монах несколько секунд молчал. Он не двигал головой, но Лахджа почувствовала его взгляд… падающий как будто сверху, с потолка. Очень какой-то… вещественный взгляд, буквально ощупывающий все вокруг. Оценивающий обстановку.
— Нет, благодарю, — наконец произнес монах. — Мне нельзя, чай слишком мирской.
— Вода?..
— Да… или все-таки чаю, но без сахара. Нам нужно усмирять плоть. Что это было?
Налив неожиданному гостю чаю, Лахджа извинилась и вкратце изложила, как так получилось. Она избегала упоминать роль Вероники, но монах и сам заметил, что демон исчез после ее слов. Хоть и слепой, он отлично увидел, что столкнулся с особо опасным Врагом, и прекрасно понимал, что не его Солнечное Зрение обратило того в ничто.
— Она повелевает ими, — сказал монах.
— Нет, к сожалению, — вздохнула Лахджа. — Только призывает и изгоняет. И не только их. Вас вот, например… святого Эммидиоса один раз… не только демонов, в общем.
При этих словах солнцегляд обратил к Веронике лицо, на котором застыло странное выражение, и отхлебнул еще чая без сахара. Он немного подумал, потом улыбнулся и осенил Веронику приложением перстов. А затем и Лурию, которая игралась с булавкой Фурундарока.
Лахджа машинально ее отняла и поставила на стол корзинку домашнего печенья. Монах принюхался и грустно сказал, что этого ему тоже нельзя. Слишком хорошо пахнет.
— У меня есть сухари, — предложила Лахджа. — Для супа насушила.
— А вот сухарей можно, — сказал гость.
Разные бывали гости в усадьбе Дегатти, самые разные. Но всех, даже многих незваных, угощали на славу. Впервые за столом сидел кто-то, вкушающий только сухари и несладкий чай.
Лахдже даже стало неловко. Монах ел так медленно и осторожно, словно каждая получаемая им крошка была страшным грехом, словно каждый сухарик и глоток чая отдаляли его от богов.
— Да вы бы так уж не пережимали, — забормотала Лахджа. — Плоть же усмирять надо, а не наказывать. Она не виновата, что ей витамины там нужны, минералы… калории.
Солнцегляд только улыбнулся. Его самого скудная диета явно не огорчала, хотя выглядел он так, будто сейчас упадет и умрет от истощения. Рукава рясы слишком широки для костлявых рук, щеки впалые, взгляд… взгляд отсутствует. Под повязкой пустые выжженные глазницы.