Семя желания

– Не поймите меня неправильно, – сказал он, – но я совершенно отстал от жизни. Понятия не имею, что творится.

– Ах это. Ну мне вам сказать особо нечего. В настоящий момент центрального правительства не существует, но мы пытаемся водворить какой-никакой закон и порядок в регионах. Можете называть это своего рода военным положением. В моем лице перед вами представитель возрожденной армии. Я солдат. – Он опять хохотнул.

– Войны, – протянул Тристрам. – Полки. Батальоны. Взводы. – Он про такое читал.

– Все это мы себе позволить не можем, – отозвался шофер. – Беспорядочный каннибализм плюс канализация не работает. Нам о женах и детях надо думать. Но в Эйлсбери мы кое-что начали. Мы даже заставили людей снова понемногу работать.

– А чем питаетесь? – поинтересовался Тристрам.

Шофер очень громко рассмеялся.

– Официально это называется «консервированная свинина». Тушенка, сами понимаете. Надо же нам что-то есть, а потому незачем тратить ресурсы попусту. Немало пришлось пострелять во имя закона и порядка, – серьезно сказал он. – Мясо и вода. Возможно, диета скорее для хищников, но если расфасовать по консервным банкам, это уже цивилизация. И мы надеемся, понимаете, очень надеемся, что все снова начнет расти. Хотите верьте, хотите нет, но в прошлые выходные я взаправду ходил на рыбалку.

– Много поймали?

– Голавля, – отозвался солдат и снова рассмеялся. – Жалкого маленького голавля.

– И какова цель вашей поездки, если позволите спросить?

– Этой поездки? Нам сообщили о свалке полицейских боеприпасов у дороги из Илинга в Финчли. Но какая-то сволочь поспела раньше нас. Одна из банд, наверное. Прикончили моего капрала. Он не слишком хорошим был капралом, но им не следовало его приканчивать. Скорее всего, пожирают его сейчас, каннибалы хреновы, – говорил он совершенно спокойно.

– Сдается, все мы каннибалы, – отозвался Тристрам.

– Да, но, черт бы все побрал, мы в Эйлсбери хотя бы цивилизованные каннибалы. Есть из консервной банки – это совсем другое дело.

Глава 3

Западнее Хикли Тристрам впервые увидел распаханные поля. В целом он уже проделал немалую часть пути: переночевал в бараке цивилизованного Эйлсбери, потом по все еще ясному солнышку двинулся пешком по дороге на Бисестер, где всего через пять миль после Эйлсбери его до Блэкторна подбросил еще один армейский грузовик. Ланч он ел уже в вооруженном до зубов, но дружелюбном Бисестере, к тому же там его подстригли и побрили. Затем пешком до железной дороги на Ардли, а там – какой сюрприз! – старинный паровой поезд ходил на дровах до самого Бэнбери. У Тристрама было при себе всего несколько септов, полукрон и шестипенсовиков (добыча из карманов бедняги, которого он забил дубинкой), но запустившие поезд из трех вагонов археологи-любители имели весьма смутное представление о стоимости билетов.

Ночь Тристрам провел в затянутом паутиной подвале дома неподалеку от Уорвика, и на следующий день в сам Уорвик его подбросил грузовик, мелодично позвякивавший снарядами в кузове. В Уорвике, угрюмом от военного положения, ему посоветовали держаться подальше от Кенилворта – этим городком, по слухам, заправляли фанатики Пятой монархии, проповедовавшие доктрину неукоснительной экзофагии. Зато Ковентри, как его заверили, напротив, совершенно безопасен для пришлых. Вняв совету, Тристрам решительно побрел по захолустной дороге через Лимингтон, и по пути его подбросил на заднем сиденье мотоцикла веселый курьер. Ковентри казался почти нормальным, если не считать атмосферы гарнизонного города: общественные столовые, переклички у заводов, комендантский час с наступлением сумерек. На городской заставе Тристрама жадно расспрашивали о новостях, но, разумеется, ему нечем было поделиться. Тем не менее его пустили в город и даже в сержантскую столовую инженерного полка. Когда он уходил на восходе, в карманы ему затолкали пару банок тушенки, и пока он шагал по чудесной погоде к Нанитону, ему впервые за многие годы действительно захотелось запеть. Теперь он почти подошел к северному пределу Большого Лондона, и ему казалось, он носом чует сельский воздух. В Бедуорте его подобрала штабная машина (фальстафовской внешности полковник и его адъютант, оба раскрасневшиеся от алка) и подбросила через Нанитон до дороги на Шрюсбери. Тут Лондон вдруг кончился: распахнулись распаханные поля, куда ни глянь – почти никаких построек, и гордые небоскребы не пытаются проткнуть небо. Он прилег за изгородью и задремал, вдыхая запах земли и благодаря всемогущего Бога.

Проснувшись, он решил, что все еще видит сон. Ему почудилось, он слышит хриплые трели флейты и еще более хриплое пение. Слова песни как будто складывались в призыв такой откровенный… почти как «евхаристическое пищеварение». Слова были примерно такие: «Яблоки поспевают, орехи созревают, а штаны и юбки упадут на землю».