Семья Зитаров, том 2

Все более одиноким и свободным становился Янка. Вольно и невольно разрушал он один за другим все мосты, соединявшие его с прошлым; все лицемерные отношения, навязанные семьей и обществом, исчезли, как тающий снег. Теперь он принадлежал только себе — себе и сегодняшнему дню.

На Иванов день поехал в отпуск Фриц Силинь. Янка в тот день добровольно изъявил согласие быть дежурным по кухне. Он досыта наелся гущи от супа и вечером, после дежурства, получил еще с собой в казарму полный котелок каши. Это было настоящее блаженство. В таком состоянии можно даже сочинять стихи, и Янка чуть не поддался прежней слабости. К счастью, остальные парни раздобыли где-то гири и устроили состязания. Это дело было знакомо и Янке. Выжать одной рукой сто двадцать или сто пятьдесят фунтов — ничего не составляет, но если другие этого не могут, то это называется рекордом. Когда надоело возиться с гирями, они вынесли во двор гимнастическую кобылу и стали прыгать через нее. Стемнело. Возле казарм прохаживались гарнизонные красотки — пожилые, беззубые, густо нарумяненные дамы.

— Хи-хи-хи! Молодой человек, пойдемте погуляем по берегу озера. У вас есть деньги?

Кое-кто откликнулся на приглашение. Другие с отвращением отвернулись. Устав от гимнастических занятий, Янка лег на кровать и сразу уснул как убитый. И так было лучше — не приходилось думать.

Фриц Силинь приехал из отпуска с мешком еды и массой новостей. Вечером он пригласил Янку полакомиться. Уничтожая пирожки с мясом и подслащивая жизнь вишневым вареньем, они обсуждали все, что случилось нового. Отец Фрица получил место лесника и жил хорошо. Остальные сибиряки устроились кто на селе, кто в городе. Бренгулис купил большой дом где-то около Цесиса и занялся скотоводством, а Рейниса Сакнитиса Фриц встретил в Риге на улице. Он признан негодным к военной службе и работает у Блукиса мясником. Блукис усиленно скупает скот, и у него колбасная мастерская, лавка на улице Бривибас и два ларька на рынке.

— Мне хотелось повидать самого Блукиса, — рассказывал Фриц, — но он на Иванов день уехал на свадьбу. И знаешь, к кому?

— Наверно, к кому-нибудь из сибиряков?

— Совершенно верно. К Ниедрам. Ты же был с ними хорошо знаком.

Кусок пирожка застрял в горле у Янки. Он не смог проглотить его.

— Значит, к Ниедрам, — тихо пробормотал он, стараясь, насколько возможно, сохранить хладнокровие, но сердце колотилось в груди как безумное. — Чья же там свадьба? Наверно, Эдгара.

— Нет, одной из дочерей. Кажется, младшей, ее звали Лаурой. Ты ведь с одной из них встречался. Не та ли самая?

— Нет, это другая… — принужденно улыбнулся Янка,

— Я так и думал, — засмеялся Фриц. — Иначе ты так спокойно не сидел бы. Ну, чего смотришь? Ешь пироги, пока не зачерствели.

— Спасибо, я уже наелся как следует. Нехорошо много есть на ночь.

Как умеренно ни ел Янка, в ту ночь он все равно, не мог уснуть. Сообщение Фрица ошарашило его, как удар дубиной: мозг горел, каждый нерв трепетал; десятки раз Янка сбрасывал одеяло и каждые полчаса бегал пить. Он испытывал невыносимую жажду, губы сохли и покрывались белым налетом. И в тупой растерянности он только и мог вновь и вновь без конца повторять один и тот же вопрос: «Почему? Возможно ли это?»

Последний мост, связывавший его с прошлым, рухнул, все погибло и уничтожено. Скитайся по жизни, блуждай, словно в тумане, ибо у тебя не осталось мечты, не о чем больше грезить, нет ни одной иллюзии, за которой можно следовать. Наконец-то он достиг высшей ступени свободы, стал совершенно одиноким. Но он уже не радовался этому. Нет, Янке казалось, что он высмеян, обманут и одурачен; оплевана его мечта, прекрасная и возвышенная. Почему?

«Мог бы я что-нибудь изменить, если бы приехал к Ниедрам на троицу? Может быть, и тогда уже было поздно?»

Несколько дней Янка жил, как во сне; не мог уяснить самых простых вещей ни в классе, ни в строю, пока не утихла острая боль. На смену ей пришла глубокая апатия. Это не значило, что он смирился, — он только не думал больше об этом… Но окончательно точка не была поставлена.

Неделей позже Янка получил письмо от Эльзы и немного денег. Он прочитал только подпись, сразу же вложил письмо и деньги и другой конверт и отправил обратно.

После этого ему никто больше не писал. Так он прослужил весь срок военной службы, ни разу не взяв увольнения. Когда товарищи спрашивали его, почему он так поступает, Янка только пожимал плечами:

— Мне не к кому ехать.

Глава шестая

1