Читаем Семья Зитаров. Том 2 полностью

Позже, когда Криш привел Ингуса, Янка от души обрадовался брату, хотя тот был полуслепой и его отказались принять в двух местах. Он не спросил, долго ли думает Ингус оставаться здесь и какие у него планы на будущее. Само собой разумелось, что, если у брата нет крова, он должен найти его здесь, в семье Янки.

— У нас только эти две комнаты, но к осени я дострою третью. Если возня детей тебе не помешает, оставайся у нас.

С этим все было в порядке, и об этом больше не говорили. Ведь было много другого, о чем следовало побеседовать: о путешествиях Ингуса, о жизни семьи в Сибири, о смерти отца и матери. Это были необычные повествования, мрачные, как и все прожитое, но на сердце теплело при этих рассказах, хотя в них не было ничего веселого. Так становится тепло двум одиночкам, встретившимся в зимнюю непогоду. Они защищают друг друга от ветра — им тепло от взаимной близости и от сознания, что они больше не одиноки.

Айя постелила Ингусу на диване, но спать в эту ночь не пришлось. Братья проболтали до утра. Янке нужно было отправляться в море за сетями. Ингус вышел с ним и долго сидел в дюнах. Потом снял чехол с гармони и впервые заиграл. Какая эта была радость для младших Зитаров! Еще вечером маленький Карл держался на почтительном расстоянии от чужого дяди, а малютка Сармите пряталась за спиной матери, теперь же они не отходили от Ингуса ни на шаг, и, когда дядя позволил им потрогать клавиши, дети замерли от восторга. Но самая большая радость и удивление ожидали их после полудня, когда из Зитаров принесли чемодан Ингуса.

Собрав около себя всю семью Янки, Ингус открыл чемодан и стал вынимать подарки. Этот момент вызвал в памяти прежние, счастливые времена, когда старый капитан и Ингус возвращались домой из дальнего плавания. Все было так же, как тогда, — красивые безделушки, шелк, перламутр и серебро, пестрые матросские платки, нарядные шкатулки для рукоделия, флаконы с французскими духами и пенковые трубки; тут был даже раздвижной бинокль с компасом. Каждый получил подарок, и каждый по-своему радовался.

Когда подарки были розданы, Ингус поинтересовался семейством Карла, и они отобрали подарки для жителей Болотного острова. Эти гостинцы отложили отдельно.

На Болотный остров Ингус пошел утром в воскресенье. Старый Криш снова провожал его.

На острове за эти годы не произошло больших перемен. Из-за нехватки денег Карлу так и не удалось достроить жилой дом. Нечеловеческим трудом приходилось отвоевывать у болота каждый кусочек луга и полоску пашни. Карл по-прежнему не мог прокормить больше двух коров, а едоков в семье стало больше. Покорителю Болотного острова все еще приходилось несколько месяцев в году батрачить то в Пурвмалах, то в другой богатой усадьбе. Непосильный труд и нужда давно уже наложили свой отпечаток на лицо и фигуру Карла: щеки его ввалились, вокруг рта залегли глубокие морщины, а когда-то статная, пышущая здоровьем фигура ссутулилась и согнулась, словно на плечи человека легла непосильная тяжесть.

Приветливо и радушно встретили здесь Ингуса. В честь свидания Сармите принесла из чулана последний кусочек свинины и несколько яиц и приготовила гостю такой обед, какой бывал здесь только в большие праздники. Потом Карл повел брата по своим владениям и показал все, что здесь построено и возделано. И, когда все было осмотрено, Ингус, вздохнув, сказал:

— Трудно тебе, брат, живется.

— Раньше было еще труднее… — отозвался Карл. — Бывали минуты, когда хотелось махнуть на все рукой и бежать. Но куда? Где остров счастья на этой несчастной земле? Толпы негодяев и паразитов только и знают, что выжимают соки и душат. Сегодня Латвия принадлежит таким людям, как Кланьгис и трактирщик Мартын. Все делается, лишь для того, чтобы обеспечить им обильную пищу.

— А народ?

— Народ с их точки зрения — это удобрение. Пот и кровь народа, по их мнению, удобряют землю и умножают богатства.

— Почему же народ терпит это? Почему не прогонит этих негодяев?

Лицо Карла помрачнело, глаза потемнели.

— Не вечно так будет. Народ когда-нибудь скажет свое слово. Переполнится чаша народного терпения.

— Ты ждешь, что это произойдет? — спросил Ингус.

— Да, надеюсь и жду, — ответил Карл. — Это чувство дает силы выносить мрак и духоту. Если б этого не было, не стоило бы жить.

— А если тебе придется ждать всю жизнь?

— Не дождусь я, дождутся мои дети. К тому же… — голос Карла сделался тише. — К тому же недостаточно только ждать… полагаться на других, надеяться, что это произойдет само собой. За правду и справедливость надо бороться, Ингус.

— Ты настойчивый и упрямый яхтсмен — пусть против ветра, но всегда вперед, — Ингус улыбнулся. — Так поступают некоторые моряки у мыса Горн. Но разве тебе не одиноко жить и мучиться в этом мрачном углу?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги