Семья Звонаревых. Том 1

Люд, восставший за свободу, сокрушит твой царский трон, Долю лучшую народу в битве завоюет он.

Долой самодержавие… Да здравствует революция!

– Браво, браво, Андрей, – воскликнула Оля. – Он и вправду оратор.

– Послушаем, что этот господин нам скажет, – тихо проговорила Клава.

Место Андрея на трибуне занял невысокого роста, худощавый, с гладко зачёсанными волосами человек.

– Подумайте, прежде чем вступать с борьбу с войсками царя, – взмолился он, простирая к народу руки. – Солдаты вооружены ружьями и пушками, а у вас, дружинников, и ножей нет. Объективно восстание не имеет никаких шансов на успех. Оно обречено на разгром и поражение, а его участники – на истребление, поголовное истребление…

– Меньшевистские песенки. – Глаза Клавы презрительно сощурились, злая усмешка искривила губы.

Как всегда, стремительно подошла Наташа, взяла Клаву под локоть, тихо и отчётливо проговорила:

– Театр окружён войсками. Приказ – немедленно уходить. Наши знают. За мной.

Уже в дверях до Оли донесся растерянный голос председателя:

– Прошу не волноваться… Мы окружены войсками… Недоразумение…

Последние слова потонули в гуле возмущённых голосов:

– Вот тебе и свобода!

– Что за безобразие!

– Надо жаловаться…

– Бить их надо, а не жаловаться!

Наташа быстро прошла через двор к забору. В нём оказалась разобранная большая брешь. В проломе стоял человек.

– Скоренько, товарищи, не задерживайтесь. В Комиссаровское училище, оттуда в Благовещенский переулок.

В Комиссаровском училище среди дружинников Оля увидела Андрея. Он горячо говорил, положив руку на плечо коренастому человеку в поношенном демисезонном пальто. Сдвинутая со лба шапка открывала его с сильной проседью густые волосы.

– Здравствуй, Клавдия, – мягко проговорил он, пожимая протянутую руку Клавы. – Вот Андрей говорит, что в воздухе запахло порохом. – Он крепко пожал руки Наташи и Оли. – Как ты думаешь?

– Как я думаю, Иван Герасимович, вы знаете. Думаю так же, как вы. И думаю так давно. Хватит разговоров. Пора браться за оружие. И чем скорей, тем лучше. Если Московский комитет не призовёт к вооружённой борьбе, рабочие завтра сами пойдут на баррикады. Видите, царь-батюшка уже пошёл в наступление…

– Да, товарищи, вы правы, тысячу раз правы, – размеренно, веско бросая слова, сказал Иван Герасимович. – Надо действовать, и мы будем действовать. Сегодня же, немедленно. Надо запасать оружие – разоружать городовых, полицейских, захватить оружейные магазины… Пресня готова к борьбе. Пусть это будет нашим ответом на арест товарищей.

– Какое всё-таки несчастье! Лишиться руководителей – Марат, Южин… И когда! Когда они больше всего нужны. – Андрей, закуривая, зажёг спичку.

– Что и говорить… – Отблеск маленького пламени вырвал из темноты осунувшееся, в крупных морщинах лицо Ивана Герасимовича. – Что и говорить, – повторил он с горечью и болью. – Однако незаменимых людей нет. Будем решать сообща. А сейчас, девушки, по домам. Андрей, ты проводи их в Благовещенский переулок. А сам потом на Пресню. Соберёмся у тебя, Клавдия.

Нет, Оле не забыть этого дня. Всегда она будет вспоминать его с благодарностью. В этот день она почувствовала себя не одинокой, в кругу друзей. С ней говорили, шутили, о ней думали. Её приняли в свою семью. Не забыть ей и следующего дня – девятое декабря. Кровавым заревом витает он перед глазами…

Глава 4

В тот день они встали рано. Наташа, наскоро поев, отправилась на Пресню в Совет, Оля собралась идти на вокзал – узнать, когда прибудет поезд с порт-артурскими солдатами. С большим трудом разыскала начальника вокзала, но узнать ничего не удалось:

«Почитай, сами ничего не знаем, чистая карусель идёт».

Ещё на вокзале Оля услышала тревожные разговоры, что в центре, у Страстного монастыря на Тверской улице, идёт целое сражение. «Палят из ружей, убитых валяется – страсть, а кровищи – видимо-невидимо, пожарные смывают». Сердце заколотилось, стало трудно дышать.

«Наверное, там наши, надо идти». Открыла сумочку, посмотрела: пропуск «Борейко О. С., жена офицера…» лежал на месте. В него вложила адрес. Прочитала: «Патриаршие пруды, дом 8, Смирнова Анна Ильинична. Вход со двора». «Доберусь до Мясницкой, а там по бульварам…» Но уже на Трубной стало тревожно, слышались выстрелы, люди собирались во дворах около лавочек, испуганно прислушиваясь. У Петровских ворот путь преградила толпа народа.

– Сердешная, куда же ты идёшь? Не слышишь, что ль, что творится? Басурманы-то, погибель на их голову, в честной народ палят. Видано ли это дело?

Отчётливо слышалась перестрелка.

– Стреляют… Драгуны, говорят…

– Но и дружинники молодцы. Показали им кузькину мать…

– Убитых, кажись, много. Царствие им небесное.

– Да, мать, лучше бы это царствие на земле.

Оля попыталась подняться выше, к Малой Дмитровке. На пути стоял разъезд драгун. Пьяные, красные рожи.

– Ты куда, пули спробовать захотела?! А ну вертайсь, вертайсь, говорят!..

Уже вечерело. Но света не зажигали. Магазины были закрыты, окна припёрты деревянными щитами.