Семилетняя война

В конце второй декады сентября Платен захватывает Керлин.

Румянцев посылает Долгорукову приказ:

   — Наступать на Керлин!

Это же указание получает и командир отряда Минстер, которого Румянцев направляет от своего осадного корпуса для взаимодействия с дивизией Долгорукова. Сам же он с полком пехоты следует за Минстером.

Казалось, Платен, попадающий в такие клещи, будет раздавлен, но всё обернулось иначе.

   — Ваше превосходительство, — доложил командир разведки Долгорукому, — прусс стоит лагерем под Керлином. Судя по кострам — намеревается заночевать!

   — Хорошо, капитан. Свободны. Вот видите, господа, — обратился командир дивизии к полковым командирам, — мы и догнали сего неугомонного Платена. А завтра с утречка навалимся на него — только пыль и останется!

   — Так точно! — дружно и браво согласились офицеры со своим начальником.

Наутро их всех ждало горькое разочарование — Платен, ночью разложив лагерные костры, тогда же и ушёл на соединение с корпусом принца Вюртембергского. Принц же одновременно с этим ударил по блокирующим его русским частям. Румянцев был вынужден повернуть назад, а Платен — в обход Минстера — прорвался в лагерь.

Общее количество осаждаемых, состоящее доселе из двенадцати тысяч корпуса Вюртембергского и четырёх тысяч непосредственно гарнизона, увеличилось ещё на десять тысяч сабель и штыков. Положение для Румянцева сделалось угрожающим, несмотря на то, что дивизия Долгорукова к нему всё же подошла и влилась в его корпус. Однако перевес был за пруссаками, сидевшими к тому же за стенами сильных долговременных укреплений.

Обо всём этом сразу же начали говорить подчинённые Румянцеву генералы, когда он собрал их на военный совет, дабы решить на нём, снимать ли блокаду и отступить или продолжать осаду? Для себя вопрос этот Румянцев решил давно и бесповоротно. Теперь же он хотел выслушать своих боевых помощников. Он чувствовал необходимость этого военного совета, так как понимал, что лучше сейчас переубедить и пересилить сомневающихся, чем оставить их в раздумьях и скрытом несогласии.

   — Господин генерал-поручик! — начал один из ближайших помощников Румянцева по осадному корпусу Леонтьев, сам по чину генерал-поручик, — военный совет единодушно считает, что при данном положении дел, то есть после воссоединения Плантена с корпусом принца Вюртембергского и гарнизоном полковника Гейде, дальнейшая осада нецелесообразна и даже опасна!

Леонтьев обвёл глазами собравшихся. Отовсюду ему одобрительно кивали. Румянцев, сидевший набычившись во главе стола, не поднимая глаз, глухо спросил:

   — Ваши доводы, ваше превосходительство?

   — Извольте, ваше высокопревосходительство. Доводы таковы: главнокомандующий господин фельдмаршал Бутурлин, кроме дивизии присутствующего здесь господина генерала князя Долгорукова, подкреплений ведь нам более не выделяет?

   — Вы забыли лёгкую конницу Берга...

   — Ваше превосходительство! Сия лёгкая конница не могла догнать пехоту Платена! К тому же при нашем положении осаждающих нам более кавалерии всё же, как мне кажется, уместна и надобна пехота!

   — Кавалериста можно спешить.

   — Это не значит сделать из него в сей же миг пехотинца. Ваши собственные деяния по обучению вверенных Вам войск как раз свидетельствуют именно об этом.

   — Вы забываете ещё одну мою мысль, столь же неустанно мною повторяемую: война учит быстро.

   — Но...

   — Господин генерал-поручик, оставим пока этот спорой ни о чём: всё равно, кроме Берга, ничего иного у нас нет.

   — Именно об этом я и говорю.

   — Я понял эту Вашу мысль. Продолжайте.

   — Хорошо. Далее: флот — по условиям погоды — скоро уйдёт, тем самым деблокировав Кольберг с моря, что позволит подвозить пруссакам припасы.

Румянцев быстро вскинул на Леонтьева глаза. Тот, не отводя взгляда от лица командующего, продолжал:

   — Я не останавливаюсь уже на соотношении сил. Просто хочу напомнить вашему превосходительству о рескрипте высокой Конференции относительно того, что паки произойдёт нечаянное соединение Платена с защищающими Кольберг, нам надлежит отходить на старые квартиры.

   — Это всё?

   — Нет, не всё, — вмешался Еропкин, последние минуты ерзавший от нетерпеливого желания вставить слово. — Противник, ваше высокопревосходительство, обладая преимуществом в кавалерии, восстановил связь со Штеттином, откуда черпает ноне припасы. А наш подвоз затруднён недостатком транспорта и опять-таки этой же кавалерией.

   — И ещё, господин генерал-поручик, — подал голос бригадир Брандт, — скоро зима, у нас уже много больных...

   — Надо отходить, Пётр Александрович, — перебил его Еропкин.

   — Ваше превосходительство, — с бешенством процедил Румянцев, — я просил Вас высказывать доводы, а не советы. Принимать решение буду я сам. У вас всё, господа?

Члены военного совета спокойно и непреклонно наклонили головы в знак подтверждения, что всё уже сказано и добавить, а уж тем более возразить, нечего.