Семилетняя война

В зале, где было назначено чтение, было тесно и жарко. Полукругом были расставлены золочёные стулья; в первом ряду сидела императрица. Она была тоже в мужском костюме, но без маски. На небольшом возвышении, крытом красным бархатом, стоял плотный человек в напудренном парике — актёр придворной труппы. В руках у него был свёрнутый в трубку лист плотной бумаги. Когда все расселись, он развернул лист и громогласно возгласил:

— Ода тысяча семьсот пятьдесят девятого года на победы над королём прусским.

По залу пронёсся тихий возбуждённый говор. Елизавета Петровна сделала жест рукою, призывая ко вниманию, и в наступившей тишине актёр начал декламировать.

Шатилова раздражала его напыщенная манера, к тому же он был поглощён отыскиванием заинтересовавших его незнакомцев и почти не слушал, но постепенно слова оды стали проникать в его сознание:

Парящий слыша шум орлицы,
Где пышный дух твой, Фридерик?
Прогнанный за свои границы,
Ещё ли мнишь, что ты велик? —

С пафосом выкрикивал декламатор, размахивая руками и переходя от трубных звуков к тихому шёпоту. Но Алексей Никитич уже не обращал на это внимания и жадно вслушивался в смысл читаемого:

Ещё ль, смотря на рок Саксонов,
Всеобщим дателем законов
Слывёшь в желании своём?

— Всеобщим дателем законов… — повторил кто-то рядом с Шатиловым. — Ах, славно, глядишь, написал!

Лишённый собственныя власти,
Ещё ль стремишься в буйной страсти
Вселенной наложить ярем?

Сосед Шатилова был совсем вне себя. Он даже сдвинул прикрывавший его голову женский парик и, поскрёбывая ногтями по обнаружившейся лысине, бормотал:

— Ведь как сочинил! В буйной страсти вселенной наложить ярем…

— Вы бы, сударь, парик поправили, — с невольной улыбкой сказал ему Шатилов.

— Ох! Ох! — испуганно проговорил тот, хватаясь за голову. — Благодарствую, милостивый государь. А то бы не миновать беды.

Он доверчиво протянул руку Алексею Никитичу.

— Грибов, Парфён Прохоров… Допрежь служил у подполковника Яковлева, с недавнего же времени у нового хозяина нахожусь…

Шатилов знал, что Яковлев был всесильным любимцем Петра Шувалова. Ему вспомнились неблагожелательные отзывы Ивонина о Шувалове, и он невольно нахмурился.

Грибов, словно заметив это, торопливо договорил:

— Ныне служу для поручений у великой княгини. Дозвольте, в свой черёд, полюбопытствовать, с кем имею честь?

Шатилов назвал себя. К его удивлению, Грибов внимательно посмотрел на него и сказал, жуя губами:

— Вот, батюшка, правду говорят, что на ловца и зверь бежит. О вас намедни разговор был у великой княгини, и мне вас велено ей представить.

— Полно! Меня ли? Вы, должно быть, ошиблись. Зачем я мог понадобиться великой княгине?

— Про то, батюшка, не мне знать. Екатерина Алексеевна накрепко приказать изволила. И я бы, на вашем месте, сударь, будучи, не медля к ней сходил. Вы человек молодой, вам о карьере заботиться надобно, а может, здесь ваше счастье и лежит. Княгиня сейчас в голубом боскете. Дозвольте, я вас к ней провожу.

Алексей Никитич после недолгого колебания поднялся и последовал за Грибовым. Они осторожно пробрались сквозь ряды публики и вышли из залы.

— Вот, государь мой, — словоохотливо говорил провожатый Шатилова, видимо, очень довольный тем, что ведёт его, — все балы да машкерады, и всё же таки прежде веселее было. Чего только ни выдумывали! При государыне Екатерине Первой одним ранним утром весь Петербург был всполошен набатом. Людишки в одном исподнем на улицу выскакивали. И что же оказалось? То государыня пошутить изволила: день-то был первоапрельский. А теперь что! Нарядили вот баб в штаны, разве это, прости господи, порядок? Отцы наши говаривали: не верь коню в поле, а жене в воле. А ныне…

Грибов вдруг осёкся.

— Угодники-светы! Что же это я? Чуть не прошёл мимо боскета.

Он отворил небольшую, почти невидимую за кадками с тропическими растениями дверь и, пропустив Шатилова, вошёл следом за ним. В затянутой голубым шёлком полуосвещённой круглой комнате сидел в кресле человек в пастушьей одежде, в руке у него была книга, которую он отложил при виде вошедших. Алексей Никитич склонился в низком поклоне.

— Вот, ваше высочество, давеча наказывали представить вам премьер-майора Шатилова. А я с господином Шатиловым случаем повстречался. Ну и подумал…

Екатерина жестом прервала разглагольствования Грибова.

— Спасибо, друг мой. Ты можешь теперь итти. Я хочу кое-что побеседовать с господином Шатиловым.

Когда дверь за Грибовым закрылась, княгиня протянула Шатилову руку. Тот почтительно поцеловал её.

— Садитесь, — сказала Екатерина, опускаясь снова в кресло. — Вы удивлены, признайтесь? Я понималь это. Но мне хотелось услышать от вас подробности о замечательной баталии. После вас приехал Еропкин, он мне рассказал немного, но я желаю слышать от вас.

— Мне очень лестно сие, — поклонился Шатилов. — Что интересует ваше высочество?