Наконец я попросил Джима навестить меня в моем кабинете. Я разложил переписанные страницы по порядку. Глядя на первую страницу, Джим недовольно заметил: «Какой кошмар! Я пропустил несколько слов, некоторые неправильно написал, даже целые строчки пропустил. Ужасно переписал». Мы просматривали страницу за страницей, и Джим все больше расплывался от удовольствия. Почерк и правописание значительно улучшились. Он не пропускал ни слов, ни предложений. А к концу своих трудов он был очень удовлетворен.
Джим снова начал ходить в школу. Недели через две-три я позвонил ему и спросил, как идут дела в школе. Он ответил: «Просто чудеса какие-то. Раньше меня в школе никто не любил, никто не хотел со мной водиться. Мне было очень горько, и отметки у меня были плохие. А в этом году меня выбрали капитаном бейсбольной команды и у меня одни пятерки и четверки вместо троек и двоек». Я просто переориентировал Джима в оценке самого себя.
А отец Джима, с которым я так и не познакомился и который годами игнорировал сына, ездит теперь с ним на рыбалку. Джим не успевал в школе, а теперь обнаружил, что может очень хорошо писать и хорошо переписывать. А это дало ему уверенность, что и играть он может хорошо, и с товарищами ладить. Такая терапия годится именно для Джима.
Приведу случай с еще одним молодым человеком, учеником старших классов. Года за два до того, как я его увидел, у него на лбу выскочил прыщ, и он его выдавил. Подростки всегда сражаются со своими прыщами, давят их нещадно. И вот Кении два года не оставлял в покое свой прыщ, так что он превратился в огромную язву. У родителей кончилось терпение, и они отвели его к доктору. Тот наложил ему тугую коллодийную повязку, но Кении машинально продолжал подлезать под повязку и расковыривать фурункул. Доктор пригрозил, что дело может кончиться раком кожи. К каким только наказаниям ни прибегали родители: били его по рукам, пороли его, отнимали любимые игрушки, не выпускали на улицу играть. В школе Кении учился только на тройки и двойки, и учителя тоже ругали его. Наконец, родители пригрозили Кении, что они отведут его к доктору, который лечит психов. Кении разозлился и стал совсем неуправляемым. Бывали дни, когда его держали на хлебе и воде, что уж тут говорить про мороженое, десерты и торты. Сунут ему банку холодной свинины с бобами, вот и весь обед. В то время как сами родители и сестра питались как положено. Они без конца пилили его за то, что он ковыряет свой лоб, хотя Кении уверял, что это у него машинально получается, а не нарочно.
Когда родители предложили ему показаться мне, он отказался наотрез, поэтому мне пришлось зайти к ним, когда Кении был дома. «Кении, – обратился я к нему, – я знаю, ты не хочешь у меня лечиться, верно?» «Конечно, не хочу», – ответил он. «Я согласен, это дело твоего выбора. Только послушай, что я скажу твоим родителям».
Я обратился к папе и маме Кении: «Вы должны обращаться с Кении точно так же, как с его сестрой. Кении будет питаться так же, как и другие члены семьи. Вы вернете ему футбольный и бейсбольный мячи, его биту, лук и стрелы, пневматический пистолет, барабан и все остальное, что вы у него отобрали. Теперь Кении мой пациент, и лечить я его буду, как сочту нужным. А вы должны обращаться с сыном, как положено нормальным родителям. А теперь, Кении, согласен быть моим пациентом?» «О чем речь!» – ответил Кении.
«Послушай, Кении, я думаю, ты не в восторге от своей болячки на лбу, мне она тоже не нравится. Да и вряд ли она кому-нибудь может понравиться. Я буду лечить ее своим способом, но потребуются значительные усилия. Я думаю, ты работы не испугаешься. А работа будет вот какая. В течение недели тебе придется написать тысячу раз следующее предложение: „Я полностью согласен с доктором Эриксоном и осознаю, что продолжать расковыривать болячку на лбу неумно, нехорошо и нежелательно“. И так тысячу раз в неделю в течение четырех недель». Через две недели болячка зажила.
Увидев это, родители воскликнули: «Слава тебе, Господи, наконец-то перестанешь переписывать свое предложение!» На что Кении резонно ответил: «Доктор Эриксон сказал вам не вмешиваться в лечение. Доктор Эриксон велел мне переписывать в течение четырех недель, что я и выполню». И выполнил. Каждую неделю он приносил мне свои труды.
Через четыре недели я сказал Кении: «Все идет хорошо. Ровно через месяц, в субботу, зайди, пожалуйста, ко мне». «Будет сделано», – ответил Кении. И пришел. Я разложил по порядку все его листочки, и мы стали их рассматривать. Прочитав первый лист, Кении сказал: «Жуткий почерк. Ошибок много, слова пропущены и строчки кривые». По мере того как мы переворачивали лист за листом, глаза у Кении удивленно расширялись и он заметил: «Почерк-то все лучше и лучше. Нет ни ошибок, ни пропусков». «Скажи-ка, Кении, – спросил я, – как у тебя дела в школе?» «За последний месяц у меня одни пятерки и четверки. Такого со мной раньше не бывало».