И Святитель Николай действительно их услышал. Он явился во сне императору и мэру; было новое разбирательство дела, в результате которого сановников не только оправдали, но и восстановили во всех правах.
Рассказывал и о погибавших на море и много всего другого. Ассирийке стало казаться, что Святитель Николай — самый родной из всех, кто у неё есть; особенно впечатлило её, что, как ей казалось, в том, как он пострадал, защищая веру на Вселенском Соборе, есть что-то схожее с тем, как пострадал Тигран… Что Тигран был всего лишь драчуном, ей было не внушить: она точно знала, что он самый лучший из всех людей, когда-либо живших на свете… Она постоянно молилась Святителю, ласково обращаясь к нему «Николушка». Семирамида думала, что не будет он из-за этой вольности сердиться на старую больную ассирийку, живущую в ожидании смерти. Вспомнила давно прочитанный отрывок из книги, которую дала ей в недавнем ещё, но уже стёртом новыми скорбями прошлом её подруга монахиня, и отрывок древнего жития, которое читал продавец часов… И ей почему-то стало казаться, что Святитель обязательно сотворит чудо и в её жизни, похожее на одно из тех, о которых рассказывал ей старичок…
Порой она часами сидела перед небольшой бумажной иконкой (сил стоять не было: ноги не слушались), беседуя с изображённым на ней святым чудотворцем, как с самым близким человеком, делясь с ним горестями жизни:
«… Мой любимый приходил, когда я ещё не выходила замуж. Оказывается, у него был суд за драку, и ему дали шесть месяцев тюрьмы. Он освободился, пришёл и, увидев мою подругу-армянку, попросил её позвать меня. Но она его обманула, позавидовав мне, и сказала, чтобы он меня не беспокоил: я люблю другого. Она хотела остаться с ним, но он ушёл. И это лучшая моя подруга! Зависть — это страшно…»
Другой сердечной болью был умерший сын. «Когда сестра принесла письмо от мамы, я поцеловала сына, отдала из рук в руки сестре (она ждала в коридоре). Что заставило меня совершить такой поступок: в трезвом виде своими руками отдать сына другой женщине, пусть даже родной сестре?! Я и сейчас не могу этого объяснить. Если бы я знала, что теряю сына навсегда…» Жаловалась на подруг: «Одно я поняла: если ты более удачлива, чем твоя подруга, то автоматически становишься её врагом. Но если ты совсем внизу, ты ей не нужна, ты ей не соперник. Если родные от нас отворачиваются, то что говорить о чужих людях? Нет слепца большего, чем тот, который не хочет видеть…» Жаловалась она и на отца своих дочерей: «В Ростове он стал играть на скачках. И этим сам все разрушил. У меня начинался нервный срыв. Я знала, какое успокаивающее лекарство мне нужно… И я безрассудно стала делать ему назло. Он — на скачки, а я — в бутылку. Он мне надоел. Мало того, что денег я не видела, он ещё стал мне грубить. Я не ангел бескрылый, я человек. В каждом человеке сидит дьявол, но во мне его было слишком много…» Иногда, обращаясь к святому, Семирамида начинала философствовать, пытаясь осмыслить свою жизнь: «Я все расскажу: как была растоптана жестокой правдой жизни, как мои мечты и надежды были убиты безжалостной судьбой. Кто защитит погрязшую в грехах и опустившуюся женщину? Очень страшно, когда отворачиваются те, кто был дороже жизни… Зло принимает множество обличий и прибегает к самым коварным уловкам».
Вардия тоже молилась перед этой иконой, но не так «запросто», как её дочь. Она считала, что просить помощи святого нужно с почтением, не загружая его лишней информацией. Ей горько было смотреть на Семирамиду: в глубине души старая ассирийка чувствовала, что, не заставь она её избавиться от ребёнка, вся жизнь дочери была бы иной…
Вардия просила прощения за все, что сделала не так, обращалась за помощью — больше не для себя и дочери, а для внучки: «Она-то ни в чем не виновата! Просто слишком привязана к матери. Ей бы выйти замуж давно, жить нормальной жизнью, а она, не видев ничего в ней, ни за что, по доброй воле делит с нами этот кошмар! Мы-то хоть пожили, всякое повидали, а она-то за что страдает?»
Чем больше были внешние трудности, тем горячее были молитвы находившихся, казалось бы, в безнадёжном положении женщин.
…Иногда Вардия автостопом ездила в Ростов-на-Дону. Однажды ночью после молитвы Семирамида и её дочь услышали стук в окно — три раза. Выглянули — никого не было. Дела их были ещё хуже, чем обычно, и благодетель-старичок куда-то исчез в последнее время. Утром Вардия собралась в город. Когда она стояла на трассе, проезжавший мимо неё джип сдал назад. Из него вышел представительный мужчина и, узнав, куда она едет, предложил подвезти. В городе он дал ей конверт, в котором было шестьдесят тысяч рублей и бумажная иконка. Он взял и такси, которое отвезло Вардию домой. А когда деньги кончились, он приехал к ним, помог выбраться из этой деревушки и купить дом.