Семирамида. Золотая чаша

Буря решительно вскочил, перебил госпожу.

— Я все понимаю, женщина! Я буду горд, если ты вознаградишь меня собой, но не ради обещанной награды я сделаю все, что в моих силах и даже больше. Это нужно мне. Твои дети будут спасены, чего бы это ни стоило. Трудность в том, что ты не открыла — как ты собираешься спасать своих детей?

Шами вернулась, села в кресло, долго разглядывала Бурю.

— Ты очень повзрослел, парень. Ты стал настоящим мужчиной. Ты осмелился назвать меня не «госпожой», а «женщиной». Ты прав, объятья такого жеребца, как ты, могут польстить любой женщине. Но меня занимает другое — можно ли положиться на тебя? Разум подсказывает — можно, и сердце не спорит, а мне все равно страшно. Я не знаю, что придумать! Я не знаю, как избавить моих детей от мира мертвых, если мы проиграем. Нет в мире такого убежища, в котором враги рода Иблу не смогут отыскать их. Что ты думаешь по этому поводу?

— Детей надо спрятать в Вавилоне. Это — единственное надежное место. В твоем родном городе столько жителей, сколько звезд на небе[29]. Детям надо изменить имена и передать под опеку Ардиса. Их также надо учить, этим может занять известный тебе мошенник. Он не научит их плохому, я верю в это. Все должно быть подготовлено заранее и сделано тайно.

— Я уже думала об этом. Кто мог бы заняться этим делом?

— Твоя служанка Габрия. Она — скифянка.

Неожиданно Шаммурамат совсем как Салманасар наставила указательный палец на Бурю и спросила.

— Ты живешь с ней?

Буря развел руками.

— Случается.

— Хочешь, я выдам ее замуж за тебя?

— Нет, госпожа. Я хочу быть возле тебя. Пусть поодаль, но только чтобы слышать тебя, видеть тебя…

Он не договорил, сел, опустил голову. Так и сидел, разглядывая плиты на полу. Узор был необычный, египетский.

После долгой паузы жена наместника первой нарушила молчание.

— Послушай, Буря. Наш ждут тяжелые времена. Поделись, кому ты доверил свою жизнь? Мардуку? Или Ашшуру? Свою судьбу я вручила моей небесной покровительнице, а кому доверился ты? Может, ты до сих пор вспоминаешь Табити — небо, покровителя скифов?

— Нет, госпожа, мне больше по сердцу неизвестный бог, о котором рассказал вавилонский мошенник. По пути в Вавилон, куда мы отвозили Гулу, он признался, что однажды ему привиделось божество, похожее на человека. А может, он и был человек, кто знает, только всесильный, всевидящий и добрый. С ним случилась такая история. Получив удар по щеке, он подставил другую. Аферист убеждал меня, что это вовсе не глупость или слабость, как может показаться.

На обратном пути я встретил Сарсехима в пустыне, там попытался помочь ему — стоило только мошеннику шевельнуть пальцем и жалкий купчишка, сделавший его рабом, со всеми своими прихвостнями тут же лишился бы головы. Но Сарсехим сразил меня тем, что простил всех, кто досаждал ему в пустыне. Помнишь, ты простила сестру. Я долго не мог понять, с какой стати потакать ведьме, но, поговорив с уродом, догадался — если все время бить друг друга по щекам, щек не хватит, а ведь что-то надо делать?

— Ты прав, дружок. Надо что-то делать. Если ты обещаешь, что подробно расскажешь, где можно повстречать такого Бога и как узнать истину, мне будет легче исполнить свое обещание. Но не ранее того часа, когда Нинурта уйдет к судьбе.

* * *

Прибыв в Калах, Шаммурамат остановилась в собственном доме, заранее купленном на подставное имя. Еще в Ашшуре, обсудив с Ишпакаем меры, которые следует принять для спасения мужа, оба пришли к выводу, что ассирийские законы по сути не воспрещают женщине держать в руках оружие, участвовать в битвах и, следовательно, принять участие в воинской сходке. Формально ее можно было бы включить в состав представителей общины Ашшура. Шаммурамат прошла обряд посвящения в воины, она принимала участие в боевых действиях, и к тому же имеет награду. Сам Салманасар вручил ей в Сирии почетное копье.

— Вот ты Ишпакай и займись этим делом. Пусть в состав отряда, отправившегося в Калах, будет включен конный посыльной Шамир.

— Это нетрудно, — кивнул евнух. — Беда в другом — ты решилась на неслыханное дело. Хочешь отвлечь огонь на себя? Похвально, но кто возьмется предсказать, как воины, особенно противники Нину, отнесутся к твоему появлению на сходке. Одно дело война, на которую ты попала по личному разрешению царя, другое — священное действо. Тебя за такую дерзость могут растоптать прямо на царском дворе.

— Если хочешь выжить, не прячься по углам, — ответила Шами. — Эта крайняя мера и я воспользуюсь ею, если не будет другого выхода.

Старик склонил голову.

Наступила тишина. Первым ее нарушил евнух. Старик, как бы делясь с госпожой недоумением, развел руками.

— Я не могу понять, с какой целью Салманасар вынес такой, в общем-то, пустяковый вопрос, каким является проступок Нинурты, на общее обсуждение.

— Этого никто не может понять, — откликнулась Шами.

Старик кивнул.