- Ну, как я могу объяснить вам это? Может ли хоть один человек из всех, кто живет или жил на земле, ответить на такой вопрос? Кто знает, почему нам одно любо, а другое - нет? Мой Джэми, например, большой охотник до сливок. Он сам говорит, что готов их пить, пока не лопнет. А Тимоти с детства терпеть не может сливки. Я вот люблю грозу, люблю слушать, как гремит, а моя Кэти при каждом ударе грома вскрикивает и вся трясется и залезает с головой под перину. Никогда я не слыхала ответа на такие "почему". Один бог мог бы ответить на них. А нам с вами, простым смертным, знать это не дано. Мы знаем только, что нам нравится, а что - нет. Нравится - и все. А объяснить почему - ни один человек не может. Мне вот н р а в и т с я имя Сэмюэль, о ч е н ь нравится. Это красивое имя и звучит чудесно. В нем есть какая-то удивительная прелесть.
Сумерки сгущались. Мы оба молчали, и я смотрел на этот прекрасный лоб, красоту которого даже время не могло испортить, на широко расставленные глаза, - ясные, зоркие, словно вбирающие в себя весь мир. Маргарет встала, давая мне понять, что пора уходить.
- Вам темно будет возвращаться. Да и дождик вот-вот хлынет, - небо все в тучах.
- А скажите, Маргарет, - спросил я вдруг, неожиданно для самого себя, - вы ни о чем не жалеете?
С минуту она внимательно смотрела на меня.
- Жалею, что не родила еще одного сына.
- И вы бы его?.. - начал я и запнулся.
- Да, конечно, - ответила она. - Я бы дала ему то же имя.
Я шагал в темноте по дороге, обсаженной кустами боярышника, думал обо всех этих "почему" - и то про себя, то громко повторял имя "Сэмюэль", вслушиваясь в это сочетание звуков, ища в нем "удивительную прелесть", которая пленила Маргарет и сделала жизнь ее такой трагической. "Сэмюэль". Да, в звуке этого имени было что-то чарующее. Несомненно, было.