Читаем Семизвездное небо полностью

Фазли Герай

Семизвездное небо

Герай Фазли

Семизвездное небо

Перевод с азербайджанского - Галина Дубровская.

1

Я знаю две бесконечности - небо

и человеческое сердце.

Над снежным хребтом Карадага обозначился кусочек неба. Сгрудившиеся у вершины облака окрасились светло-розовыми лучами еще невидимого солнца. На краю этого светлого круга мерцала фиолетовая предрассветная звезда.

Могучие кряжи стоявшего напротив Бабадага окутал густой весенний туман, и по его склонам, покрытым редколесьем, поползли тяжелые черные облака. В темной расщелине между двумя гигантскими хребтами с гулом перекатывала камни река. По узкой дороге, что тянулась вдоль ее каменистого берега, прислушиваясь к однообразному гудению потока, ехал всадник. Опустив поводья, он тихо напевал:

Я - сандаловое дерево, ветвистое, густое,

Я - скала с родниками на моей груди.

Если уйду из этого мира, не высказавшись,

Не уподобляй меня сладкой мечте.

Любовь довела меня до совершенства.

Временами монотонный шум реки напоминал ему далекий гул самолета, и этот гул угрюмым эхом отдавался в его сердце. Всадник на мгновение умолкал, прислушиваясь. Нет, этот гул был все же иной, непривычный, не совсем схожий с рокотом моторов самолета, и, чтобы его заглушить, он снова затягивал песню. Жеребец, вслушиваясь в его тоскливый голос, встряхивал от удовольствия шелковой гривой. А всадник, время от времени наклоняясь вперед, проводил ладонью по его гладкой горячей шее и, взмахивая в воздухе рукой кнута не было, - вслушивался в равномерное дыхание коня.

В то время как светлый круг над Карадагом ширился, ползущий по лесистым склонам Бабадага туман густел и уже затягивал вершины. Всадник радовался рассвету и жадно вдыхал пьянящий предутренний воздух. Чеменли еще спит. Это время покоя. Поэтому вокруг такая божественная тишина. Скоро лучи восходящего солнца заиграют на цветущих верандах Чеменли, разбудят его обитателей. А пока горящая над его головой фиолетовая предрассветная звезда, окутанный туманом Бабадаг, шумная Карачай погружены в безмолвие. "Неужто это есть счастье? И не привиделось ли мне, что я еду по этой расщелине?"

На востоке светлая полоса ширилась. На ее фоне явственно проступал спокойный силуэт Карадага. Он был безмолвен и торжествен, как невеста, готовая откинуть фату. А предрассветная звезда медленно тускнела, не желая покинуть небосвод.

Что означает эта тишина, объявшая весь этот большой мир? Ведь еще ребенком его учили постигать ее язык. Кто? Педагоги? Книги? Старики, многое повидавшие на своем веку? Древние сказания? Легенды? А может быть, все вместе день за днем раскрывали ему по одной тайне? Ведь уже в детстве он знал, что в этом большом мире нет ни одного предмета, не заключающего в себе смысла. Жизнь не раз давала ему возможность удостовериться в этой простой и великой истине. Что же случилось с ним сегодня? Почему же он не может постичь языка этого обычного весеннего утра? И почему так колотится его сердце? Не оттого ли, что розовые облака Карадага вместо лучей посылают на землю звуки, превращающиеся в его сердце в песню. И ею полны атласные склоны Бабадага, укромные местечки зеленого Алагеза, крутые тропинки, ведущие к крепости Шамиля, узкие тропки, засыпанные гравием, спускающиеся к берегам Карачая? Вдруг откуда-то сверху, со скалы Кеклик, по ту сторону моста Улу, понеслись предутренние птичьи трели. В стойбищах заблеяли ягнята, поднялись к небу тоненькие дымки. На груди Карадага - на скале Сенгергая - вдруг пришла в движение какая-то тень, похожая на медвежонка; тень покачнулась и обернулась конем. К нему по серым каменистым ступеням Сенгергая спешил мальчишка. Большой камень, выбившись из-под его ног, покатился по горному склону и с грохотом обрушился в реку по ту сторону моста Улу.

Этот звук разорвал тишину. Путник вздрогнул, услышав в потоке звуков, летящих от камня к камню, от вершины к вершине, гневный окрик:

- Э-гей!.. Ты что там делаешь, вредитель?!

Как бы желая воочию убедиться, что ему не почудился этот окрик, он тоскливо огляделся по сторонам. Нет, это был не голос, это все ему привиделось. Не его ли мудрый отец прослышал о его появлении?

Донесшийся сквозь долгие годы голос исчез, его сменил звук кеманчи мейхоша Мурсала. Тоскливые звуки эти докатывались из-за сумеречных вершин. Они обволакивали горы и, в конце концов, смолкли в его взволнованном сердце. От этих воображаемых звуков сердце его затрепетало, на глаза навернулась холодная как лед, горячая как огонь слеза, капля упала ему на руку, обожгла и заледенела.

"Что же это такое, господи?.. Что со мной? - содрогнувшись, прошептал он. - Неужто это и есть счастье?.."

Его конь, миновав кряжистые скалы Бабадага, приблизился к мосту Улу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза