Семмант

Я отметил с некоторым беспокойством, что больше не вижу логики в его сделках. А потом стал чувствовать – тактика его действий симметрична по отношению к временным шкалам. Циклы продаж и покупок стали напоминать те самые структуры, что он вычерчивал на экране. Минутные пертурбации он проецировал в месяцы; часы и дни – в недели, в годы. Он рисковал – и выигрывал раз за разом. И, по-моему, даже не считал, что рискует.

Абстрактные образы, воспроизводясь без устали, обращались в картины, удивительно напоминающие реальность. Соцветия и ажурные своды, созвездия, замки из хрусталя, выведенные бесконечной линией, которую можно продолжать и продолжать, каждый день рождались на экране. Силуэты обрастали плотью, в ней билась жизнь. Это был еще один способ дарить даме сердца дорогие подарки. Что могло быть ценнее бесконечности, усмиренной в ее честь?.. Тончайшая линия не замыкалась на себя, никогда не перечеркивала уже сделанного. Я понимал, в том состояла его новая картина мира.

И я думал, высший порядок, воссозданный роботом, который не человек – по плечу ли он человеку? Я записывал, не смущаясь ничуть: «любовь», «самоорганизация природы», «способность выжить»… Возможность выжить – или необходимость?.. Нет ли здесь лазейки к предназначению, к смыслу смыслов, к тому неуловимому, что ищет каждый?

А Семмант, над чем размышлял он? Возможно, над тем же, над чем бились и бьются все большие умы. Быть может, пытался уяснить, осмыслить беспощадную сущность главнейшего из противоречий. Как остановить мгновение, не дать ему исчезнуть? Бессмертие – каков его рецепт, раз уж ему придумано слово?

Я будто чувствовал, как внутри его мозга шла ежедневная интенсивнейшая работа. Мириады единиц и нулей меняли сочетания – в поисках единственно верного. Семмант искал решение, свой философский камень. Если хотите, он искал своего бога. Он не знал его имени – это неудивительно. Настоящее имя не известно никому.

Глава 24

История Адель и Семманта захватила меня с головой – на несколько недель, до конца июля. До мадридской невыносимой жары, с которой не справляются кондиционеры. Лидия поначалу вела себя терпеливо – очевидно ждала, что все вновь станет как было. Потом терпение ее иссякло, и у нас начались проблемы.

Неудивительно – я теперь уделял ей куда меньше времени. Мы встречались, но довольно редко, и моя отстраненность так или иначе бросалась в глаза. Но главное, увы, было не во мне – точнее, не во мне самом. Скоро стало ясно: Лидию Алварес Алварес не устраивает новая Адель.

При этом, симбиоз с виртуальным был ей по-прежнему необходим. Она зависела от моих рассказов, привыкла отождествлять себя с образом, сочиненным ей в угоду. И вот, с отождествлением стало плохо, Адель стремительно перевоплощалась, становясь все более великодушной. Это касалось и ремесла куртизанки, с чем Лидия уж никак не могла смириться. Ей нравилось представлять себя шлюхой, но она не умела отдавать задаром, не соотнося даруемое с ценой. Ей было понятно, как и зачем можно спать с мужчиной за деньги – или для удовольствия, потакая своим страстям. Или, лучше всего, для того и другого вместе, но никак не в отсутствие рациональной причины, без которой не знаешь, что же именно хочешь получить взамен. «Получить взамен» было ключевой фразой. На ней, а не на «отдавать», ставились все акценты. А теперь акценты целились в никуда.

Для Лидии это было непреодолимо, нелепо. Мир, не скрепленный логикой расчета, распадался на части. Социум взрастил в ней осознание своей роли и готов был оплачивать эту роль. Каждая ее улыбка, гримаска, каждая капля ее секреции возбуждения стоили чего-то и ожидали награды. Она никогда не дружила зря – и не отдавалась мужчинам, просто даря, а не потребляя. Кое-что из моих зарисовок смущало ее и раньше – когда Адель превращалась из путаны в жрицу, и деньги были лишь поводом, не причиной. Лидия недоумевала – в ее кодексе любовь «за так» была под запретом. Иначе тебя просто примут за дуру, за провинциалку, не знающую верных правил. Иногда Лидия переспрашивала меня – где, напомни, родилась Адель? Ах, она русская… – ну понятно! Почему-то, это примиряло ее со многим. Но всему, конечно же, есть предел.

Если ты не выставляешь напоказ свою цену, значит цена тебе невелика – в этом Лидия Алварес Алварес была уверена бесповоротно. И вскоре стало видно: ее раздражает в новой Адели почти все – доброта, нерасчетливость, брутальная честность… К тому же, темы похоти и разврата отошли в моих рассказах на второй план. Подсознательно я надеялся, что в результате она просто потеряет интерес. Я уже хотел с ней расстаться, еще не признаваясь себе в этом прямо. Но вышло не так, расставания не случилось. А случилось обратное: устав терпеть, Лидия принялась бороться – за ту Адель, которая была ей нужна.