Семмант

Защитник Кампо сжался на своем сиденье и обреченно вздохнул. Начальник полиции глянул на меня с интересом. Ну а тип с лицом лошади оскалил желтые зубы и сказал со значением: – Называйте меня Дон Педро! – Потом огляделся и вопросил: – Разрешите начать?

Дальше был его бенефис. Долго и со вкусом, с причмокиванием, придыханием, он вещал о моих преступлениях. Оказалось, Лидия подготовилась на совесть. Я считался ее бывшим сожителем и проходил по статье о домашнем насилии – грозном жупеле Иберийского полуострова. В полиции уже давно лежало ее заявление – о вспышках моей ревности, угрозах расправы. Еще один «друг» – я никогда его не видел – тоже поучаствовал, подписав показания. Вокруг меня была сплетена сеть. Пусть кустарная, но прочная вполне.

Дон Педро заливался соловьем. Он выписывал большую картину, целое батальное полотно. Там были волки и агнцы, изверги и невинные жертвы. Толпы испанок, затравленных своими мужьями, несчастные Паломы и Марты с желто-зелеными кровоподтеками на скулах. Лучшая часть общества, матери и хозяйки, а рядом – их Мигели, Хосе, Хуаны, недалекие, туповатые, не стоящие доброго слова. Те, чья ущербность рано или поздно становится видна даже им самим. Видна настолько, что сжиться с нею у них уже не хватает сил, и они, в отместку, размахивают кулаками, брызжа слюной. Истязают своих Март и Палом, наносят им оскорбления, побои, увечья… Это ли не бедствие, с которым борется вся страна? – восклицал Дон Педро, закатывая глаза. – Это ли не давнишнее пятно позора, которое мы пытаемся с себя смыть?

Именно! – встревал я, недоумевая, почему мой Кампо молчит, как рыба. – Это позор, ваши Мигели, ваши Хавьеры, Хосе, Хуаны. Я сам не терплю, когда обижают слабых – изначально сильные, что должны быть сильнее, хоть общество и превратило их в слабейших…

О чем это вы? – морщился адвокат.

Я разъяснял: – О том же, о чем и вы! Это позор, присущий лишь человеку – самцы природы не бьют своих самок. Они берегут их и защищают, а испанские «доны» – это ваша вина!

Позвольте!.. – прерывал меня Педро, – прерывал умело и вновь перехватывал инициативу, вновь растекался велеречиво, никому не позволяя вставить слова.

Но я не сдавался, я повышал голос, возмущаясь с ним вместе, подлаживаясь под его тон. Правду говорить легко и приятно – я, подобно Педро, не жалел красок. Я доказывал, что я, всем сердцем, полностью на стороне Март и Палом. Я привел примеры – тех же Рафу и Ману, едко высмеяв их неполноценность. Упомянул былую спесь испанцев, вернувшуюся бумерангом. Быть может, это прозвучало обидно – и для Педро, и даже для Кампо. Быть может и начальник полиции был несколько задет моей прямотой. Но отступать было поздно, я горячился, настаивал на своем. Рассказал им про незнакомок в кафе, прекраснее которых нет в мире – про их готовность прощать и дарить надежду, про мягчайший луч, свечение Евы. Не забыл и про худших из самок – для контраста, для демонстрации абсурда. Заклеймил искусственное сближение полов, попытку стричь всех под одну гребенку…

Словом, я сражался, как мог, но адвокат Педро оказался крепким орешком. Он все переворачивал с ног на голову, выискивал подвох, переиначивал на свой лад. Умелый демагог, он выставлял меня демагогом. Делал из меня мечтателя и лжеца, фантазера, не умеющего смириться с тем, что фантазии неисполнимы. Он был неуязвим, как армия «корифеев» в городе, придушенном торфяным смогом. Как самый главный «эксперт» из Базеля, которого не пронять никаким «изнуряющим допросом». Я вновь чувствовал, как вселенский хаос грубо вторгается в мою жизнь. Неотвратимо, размывая границы, путая все истины и все смыслы.

И вот!.. – от общего Дон Педро переходил к частному. К еще одной невинной, попавшей в лапы сатрапа. К Лидии Алварес Алварес, которую по несчастью угораздило сойтись с дикарем-иностранцем. Со мной – мужланом, беспринципным сексистом, сумасшедшим ревнивцем.

Конечно, – вздыхал адвокат, – лишь недосмотр таможни позволил ему беспрепятственно пересечь границу. Но раз уж это случилось, и он здесь, с нами, испанский закон не может дать ему поблажки. Ведь, смотрите… – и Педро перечислял: втерся в доверие, склонил к сожительству, потом угрожал, пугал, а когда от него избавились наконец, свершил акт агрессии – апофеоз, переход за грань! Все одно к одному, и никаких сомнений. Дело ясное – перед нами враг, бросивший обществу наглый вызов!

Я вновь возражал, нервно и горячо, меня перебивали, мне затыкали рот. Я кричал в отчаянии: – Все вранье, это Лидия съехала с катушек, приревновав к служанке! – Недоумевал: – Как вы не поймете – это провокация, поклеп, навет!

Но Педро твердо держал в руках все нити. Он опутывал меня по рукам и ногам, а мой «защитник» помалкивал, набрав в рот воды. Начальник полиции слушал, поигрывая мышцами, и тоже не произносил ни слова. Его было не обмануть, он всему знал цену и теперь прикидывал, как избежать проблем. Сравнивал, оценивал меня и Педро. Конечно, адвокат выглядел убедительно. Выглядел так, что каждому было ясно: от него только и жди сюрпризов.