Семнадцать космических зорь

Одна из черт, совершенно необходимых космонавту, — хладнокровие и спокойствие в любых возможных ситуациях сложного космического полета. Все ребята старались воспитать в себе это качество, но олицетворением этой черты космонавта, мне кажется, является натура моего бывшего дублера.

Как-то в дни первых экзаменов в отряде он отвечал у доски.

— Что вы будете делать, если в космическом полете откажет вот эта система корабля? — спросил его экзаменатор, показывая на схеме особенно ответственный агрегат.

— Прежде всего — спокойствие...

Экзаменатор, казалось, был озадачен и готов был возмутиться, как тут же последовал точный и верный ответ.

— Ну, а если откажет это? — вновь спросил наш преподаватель и весь подался вперед.

В ответ опять прозвучало:

— Прежде всего — спокойствие...

И затем космонавт обстоятельно доложил, что бы он предпринял в создавшейся ситуации.

©

ОТРЯДЕ его все ласково называют Андрюша, да иначе, кажется, и невозможно обращаться к этому тихому, скромному и обходительному человеку, чья спокойная, доверчивая улыбка мгновенно располагает к себе и знакомых и незнакомых, командиров, старших по возрасту и званию, и нас, его товарищей. Часто в шутку с того самого экзамена друзья называют его «Прежде Всего Спокойствие», и тогда он смущается и робко протестует:

— Зачем?

Потом махнет рукой и скажет:

— Ладно, пусть. Мне к кличке, так же как к разным име-: нам, не привыкать. С детства все зовут меня Андреем, а по документам я Андриян. Почему — и сам долго удивлялся. Потом узнал. Когда родился — в нашей деревне шла гульба по поводу «святого» — Андрияна Натальского. Наверное, под хмельную руку мне и приписали это имя. Выдумают же темные люди — Натальского... — улыбается Андриян и добавляет: — А тут еще — Прежде Всего Спокойствие...

Но, как выяснилось в дальнейшем, Андриян в какой-то мере сам виноват в том, что его так называют и называли друзья, в том, что у него в привычку вошла эта присказка.

Еще до службы в отряде космонавтов с ним произошло событие, именуемое на языках военных коротким и тревожным словом «ЧП».

В авиационном полку, в котором он служил, шла обычная боевая учеба. Молодой летчик-истребитель получил приказ идти в зону. На высоте десять тысяч метров ему предстояло перехватить «цель».

Маленький, поджарый «МИГ» Андрияна стремительно пожирал пространство. На шести тысячах метров Андриян включил форсаж. «МИГ» шагнул почти к звуковому барьеру и на предельной скорости помчался в глубину неба. Вдруг дробь неожиданных резких ударов встряхнула самолет. Удары раздавались где-то сзади, в двигателе. Падают обороты, падает высота...

— Иду в сторону аэродрома, — доложил Андриян по рации на КП.

Он имел право катапультироваться, бросить самолет, потому что, несмотря на все его попытки запустить двигатель, это ему не удалось. Турбина остановилась.

Еще минуту назад стремительный и грохочущий истреби-.

тель молнией уходил ввысь, а теперь — молчаливый и тяжелый— под большим углом планировал вниз, к земле. Его не легко было удержать от беспорядочного падения, еще трудней он слушался рулей: остановившийся двигатель не поддерживал давления в системе управления, и бустера, которые принимают на себя гигантскую нагрузку во время скоростного полета, уже не помогали летчику. Андриян обеими руками сжимал штурвал и «тянул» машину к аэродрому. Наконец впереди показалась бетонная посадочная полоса. Сейчас начнется самое трудное — посадка. После короткого молчания «Земля» снова ожила, и в непривычной тишине полета с мертвым двигателем голос командира звучал в наушниках оглушительно громко:

— Первый разворот!

С трудом удерживая машину от опасного крена, Андриян осторожно начал маневр. У него хватало высоты для захода на посадку, и когда он услышал: «Выпускайте щитки!» — то подумал, что, кажется, все в порядке и через несколько секунд он откроет фонарь, выжмет тормоза и расстегнет шлемофон, из-под которого уже стекали струйки пота. «Шасси!» — напомнила земля.

Андриян включил аварийную систему и услышал легкий толчок, но «МИГ» продолжал лететь с прежней скоростью: тормозное устройство не вышло в рабочее положение. Андриян сначала почувствовал, а лишь потом увидел, что «промазал»...

— Ваше решение?.. — с тревогой спросила «Земля».

— Буду садиться на поле...

— Убрать шасси!

— Спасибо, — сквозь зубы, не по-уставному ответил летчик.— Как его убрать, когда давления в системе нет...

В наушниках щелкнуло. Через секунду тревожный голос опять спросил громко:

— Ваше решение? Прием...

У Андрияна оставалось достаточно высоты, чтобы сбить предохранитель катапульты и выброситься с парашютом, и, видимо, на аэродроме ждали, что он так и сделает. Но услышали другое:

— Прежде всего — спокойствие! — ответил Андриян не столько им, сколько самому себе, и «Земля» больше уже не рисковала давать ему советы.

Рассказывая об этом, Андриян словно заново переживал те короткие, как выстрел, секунды, когда его «МИГ» безмолвной серебристой тенью несся уже за чертой аэродрома. Говорил он отрывисто, скупо:

— Я не слышал удара колес. «МИГ» чиркнул по траве крылом и застыл.