Семнадцать мгновений весны

К работе по превращению Праги в форпост Предстоящих сражений мною привлечен полковник армейской разведки Берг, который, как мне известно, был знаком Вам по активной проверке связи с делом врага нации Канариса. Он оказывает мне реальную помощь потому еще, что с ним работает завербованный русский агент Гришанчиков, высоко оцененный сотрудником центрального аппарата штандартенфюрером СС фон Штирлицем. Этот Гришанчиков ныне весьма активно исследует людей из армии генерала Власова, составляя для меня весьма интересные досье.

Поскольку работа двух этих людей связана с высшими секретами рейха, просил бы Вас организовать дополнительную проверку как полковника Берга, так и агента Гришанчикова.

Позволю себе также просить Вас сообщать мне изредка все относящееся к работе IV отдела, связанное с пражским узлом, понимая при этом, что мои обязанности не входят ни в какое сравнение с Вашей поистине гигантской работой по подготовке нашей окончательной победы.

Хайль Гитлер!

Ваш Крюгер»

Мюллер недоумевающе прочитал это письмо и написал рассерженную резолюцию: «Айсману. Никакого Берга я не знал и не знаю. Тем более русского Гришанчикова. Организуйте проверку и не отрывайте меня более такого рода деталями от серьезной работы. Мюллер».

Получив этот документ, Айсман споткнулся на том месте, где Крюгер писал, что русский Гришанчиков был высоко оценен Штирлицем.

Айсман позвонил в архив и сказал:

— Пожалуйста, подготовьте мне все, абсолютно все материалы о поездке Штирлица в Краков и о его контактах с лицами низшей расы…

18. 3. 1945 (16 часов 33 минуты)

Мотор «хорьха» урчал мощно и ровно. Бело-голубой указатель на автостраде показывал двести сорок семь километров до Берлина. Снег уже сошел. Земля была устлана ржавыми дубовыми листьями. Воздух в лесу был тугим, синим.

«Семнадцать мгновений апреля, — транслировали по радио песенку Марики Рокк, — останутся в сердце твоем. Я верю, вокруг нас всегда будет музыка, и деревья будут кружиться в вальсе, и только чайка, подхваченная стремниной, утонет, и ты не сможешь ей помочь…»

Штирлиц резко затормозил. Движения на трассе не было, и он бросил свой автомобиль, не отогнав его на обочину. Он вошел в хвойный лес и сел на землю. Здесь пробивалась робкая ярко-зеленая первая трава. Штирлиц осторожно погладил землю рукой. Он долго сидел на земле и гладил ее руками. Он знал, на что идет, дав согласие вернуться в Берлин. Он имеет поэтому право долго сидеть на весенней холодной земле и гладить ее руками…

Москва — Берлин — Нью-Йорк

1968

ПОСЛЕСЛОВИЕ МОМЕНТ ИСТИНЫ

1

Откуда, из какого произведения этот отрывок: «В саду пел соловей. Воздух был студеным, голубоватым, и, хотя тона кругом были весенние, февральские, осторожные, снег еще лежал плотный и без той внутренней, робкой синевы, которая всегда предшествует ночному таянию»?

В уверенно написанных пейзажах этой книги нет, однако же, ни пришвинской философии мироздания, ни тихой элегии Паустовского. И этот сад, и соловей в феврале, скорее всего не курский и не воронежский, не из орловских краев, а какой-нибудь среднеевропейский, может быть, даже немецкий. Акварельность картины как бы скрывает первоначальный пласт, готовый грубо прорваться сквозь ее нежные краски.

И точно, через несколько строк мы читаем, что тридцатичетырехлетний бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг «сразу понял, что лучшего места для бесед с серьезными агентами найти невозможно». Соловьиная трель скоро прервется здесь выстрелом…

Такие пейзажи не аккомпанируют чувствам, но и не контрастируют с ними, как можно было бы заключить из приведенного примера. Они впряжены в сюжет и мчат его наравне с другими двигателями повествования — драматургией событий, точной оркестровкой диалога в сложном ансамбле, внутренним монологом, лирическими воспоминаниями. Все элементы прозы подчинены в книге сюжетному развитию.

Да, перед нами детектив — «Семнадцать мгновений весны» Юлиана Семенова. В этом романе сюжет выступает как концепция действительности, поднимая детектив на уровень героической эпопеи. Главное действующее лицо «Семнадцати мгновений весны» — советский разведчик Максим Исаев-Штирлиц имеет дело прежде всего с фактами. Они головокружительны. А ведь и обыденный факт, по слову Глеба Успенского, требует от впечатлительного ума писателя огромной работы., анализа всего строя общества.

В «Семнадцати мгновениях весны» реалии фабулы одухотворены именно таким анализом, он не навязчив, органичен, поскольку рожден не риторическим посылом, а слитным напряжением ума и сердца героя. Сложный узор действий военного разведчика рельефно виден на фоне общей борьбы нашего общества и государства с активно враждебной силой. Исторически это произведение охватывает последний этап Отечественной войны, когда «третий рейх» находился уже у последней черты.

2

Я пишу послесловие к роману, но не могу обойтись без личных ощущений, связанных с тем временем.