Семнадцать мгновений весны (сборник)

…Шел уже третий час после того, как Штирлица увезли в полицию, а звонка оттуда до сих пор не было. В секретариате Шелленберга теперь сидела женщина, которая бы немедленно об этом сообщила, предположи Мюллер, что Красавчик решит помудрить и не свяжется с ним сразу же.

Через четыре часа Мюллер потребовал точных данных от службы его личного наблюдения: номер машины, на которой увезли Штирлица (он вдруг подумал, а не подменили ли красные полицейских, но сразу же одернул себя: нельзя паниковать, все-таки пока еще мы здесь хозяева).

Номер машины был подлинным. Описания шофера, фотографа, инспекторов Ульса и Ниренбаха совпали абсолютно.

Через пять часов Мюллер потребовал от своих , чтобы был организован сигнал доброжелателя от соседей: «Незнакомцы увезли славного доктора Бользена».

Через шесть часов, после того уже, как сигнал был зафиксирован в РСХА, расписан на сектор гестапо, занимавшийся безопасностью офицеров СС и их семей, Мюллер выехал в крипо Бабельсберга, решив не звонить туда предварительно.

Вернер Шрипс приветствовал Мюллера, как положено, зычным «Хайль Гитлер!» и уступил ему свое место за столом, заметно при этом побледнев.

– Где наш человек? – спросил Мюллер.

– На Александерплатц… Я только что отправил его на Александерплатц, группенфюрер…

– В тюрьму крипо?

– Да.

– В чем вы его обвиняете?

– В оскорблении представителя власти, группенфюрер! Он позволил себе отвратительное и недостойное оскорбление должностного лица при исполнении им имперских обязанностей.

– Имперские обязанности исполняет фюрер, а не вы!

– Простите, группенфюрер…

– Вам известно, что вы задержали человека, находившегося при исполнении служебного долга?

– Мне известно только то, что я задержал человека, подозреваемого в убийстве, который к тому же оскорблял должностное лицо.

Мюллер перебил:

– Он просил вас позвонить в РСХА?

– Да.

– Отчего вы отказались выполнить его просьбу?

– Он потребовал, чтобы я позвонил бригаденфюреру Шелленбергу! А я не имею права преступать ступени служебной лестницы.

– И за то, что вы отказали ему, он позволил себе недостойные высказывания в ваш адрес?

– Нет. Не только после этого. – Малыш в круглых очках рапортовал ликующе, остро себя жалея: – Я потребовал, чтобы доктор Бользен написал отчет по поводу случившегося в его доме… Он отказался и заявил, что не даст мне по этому поводу никаких объяснений… Поэтому я…

Мюллер снова перебил:

– Он вам так ничего и не написал?

– Нет, группенфюрер!

– И не дал объяснений?

– Нет, группенфюрер!

– Покажите мне копию обвинительного заключения. И не смейте никому и никогда говорить об этом инциденте. Дело об убийстве в доме Бользена я забираю с собою.

«Штирлиц помог мне своим поведением, – подумал Мюллер. – Он облегчил мою задачу. Я вытащу его из-под трибунала – а он сейчас может попасть под трибунал с пылу с жару, – и вопрос о Швейцарии отпадет сам по себе. Он станет метаться – мне только этого и надо, после метаний он придет ко мне и станет выполнять все те условия игры, которые я ему продиктую – взамен за спасение».

Мюллер пробежал текст обвинительного заключения, подписанного маленьким Вернером Шрипсом и двумя полицейскими, давшими свидетельские показания, попросил пригласить инспекторов в комнату и сказал:

– Всего того, о чем вы здесь написали, – не было. Ясно?

– Да, – тихо ответили оба инспектора, приезжавшие за Штирлицем.

Мюллер обернулся к коротышке Шрипсу.

– Это было, – ответил тот. – Я никогда не откажусь от моих слов, группенфюрер.

Мюллер поднялся и, выходя из комнаты, коротко бросил:

– Завтра в семь часов утра извольте быть в приемной РСХА.

…Через два часа, когда Штирлица привели в кабинет Мюллера, тот спросил:

– Объясните – зачем все это?

– Хотелось спать, – ответил Штирлиц.

Мюллер потер лицо мясистой пятерней, покачал головою:

– А что? Тоже объяснение…

– Я устал, группенфюрер, я устал от игры, в которую втянут, которую не понимаю, сколько ни стремлюсь понять, и, видимо, не пойму до самого конца.