— А если бы вы случайно сделались капиталистом, так и вас туда же?
«Сотрудник» изумлённо посмотрел на него.
— Да откуда же мне сделаться капиталистом, что вы бредите! — возразил он, и мягко ступая калошами, отошёл куда-то в сторону.
В антракте Веркутов дотронулся до плеча Ракитина.
— Пойдёмте к «папочке».
У выхода из театра в сад их дожидался старичок лет за пятьдесят, гладко бритый, с улыбающимся ртом и двумя чёрными зубами любопытно выглядывавшими оттуда. Глаза у него были серенькие, масленые. Ходил он приятно пошаркивая и изгибаясь, как в старину ходили в контрдансе. От него сильно пахло камфарой: должно быть сюртук его висел где-нибудь в шкафу, тщательно запакованном от моли. Он совсем расплылся от восторга, когда его представили Ракитину.
— Очень, очень рад знакомству, — каким-то носовым голосом заговорил он, вроде того как говорят заспавшиеся, только что проснувшиеся люди. — Моя дочь должна считать за честь… Вот господин Веркутов был настолько благосклонен, что соблаговолил отозваться сегодня о моей дочери в самых лестных выражениях…
Он всё шаркал и даже немного приседал.
— Я так забочусь, так, знаете, принимаю к сердцу её карьеру. Ведь кроме её у меня никого нет.
Он вынул платок и собирался заплакать, но это у него не вышло, и он вместо того высморкался.
— И вдруг сегодня в газете такой по-охвальный отзыв господина Веркутова. Я был тронут, тронут до глубины души.
Он поймал руку Веркутова и стал с остервенением её трясти, схватя в обе ладони. Веркутов принял это как должную дань и даже не улыбался…
— Я это ценю, я сам был артистом, — продолжал «папочка», серьёзно закрыв глаза и покачивая головой, — двадцать лет слишком прослужил на императорской сцене. Я знаю, что значит рецензия, я её ценю.
Он ещё раз дёрнул Веркутова за руку и переменил тон.
— Вам не угодно ли заглянуть в уборную к Раиньке? Вы ей не помешаете, она к этом антракте не переодевается.
Он повёл Ракитина и редактора полутёмными сенями и какими-то закоулками на сцену. На лице его была написана снисходительная радость, точно гувернёр детям собирался показать фокус. Пред жёлтенькою дощатою дверью он остановился, стукнул в неё два раза сухою костяшкой указательного пальца и прислушался.
— Entrez![6]
— раздался чей-то бас.В маленькой уборной, напоминавшей стойло, пред складным зеркалом, вокруг которого на столе разложены были принадлежности гримировки в стеклянных баночках с мельхиоровыми крышками, стояла в розовеньком коротеньком платьице Рая. Тугой корсажик стянул донельзя её маленькую гибкую талию, из-под юбочки выглядывали две крошечные ножки в ажурных чулках. Она держала в руках заячью лапку и хохотала над черноусым красивым брюнетом, у которого весь нос был в краске.
— Смотрите, ха-ха! — кричала она, — у князеньки нос какой, нос!
Князенька улыбался очень глупо, но не без достоинства, указывая этим, что если он и позволяет так обращаться со своею физиономией, то к этому принуждает его неизбежное стечение обстоятельств.
— Ах, ах! — забеспокоился папочка, — Раинька, разве так можно!.. Ваше сиятельство извините её…
— Ничего, ничего, — слегка вздыхая ответил тот и вытер нос полотенцем, вероятно, находя что при посторонних ему неприлично быть в таком виде.
— А я опять!.. — порывалась к нему Рая.
— Рая! — строго заметил папочка и нахмурился, — Рая, ты переходишь границы…
Рая стихла и начала здороваться с вошедшими.
— Вы, ваше сиятельство, помажьте носик кольдкремом, — советовал папочка, — а то так не отстанет. Вот неугодно ли из этой баночки?
Князь начал намазывать свой носик, из которого могло выйти по крайней мере три обыкновенные носа и который очевидно был кавказского происхождения. Папочка деятельно помогал ему в этой операции.
— Вы сегодня очень милы, — ораторствовал Веркутов, — но в вашей игре мало экспансивности, обратите на это внимание.
Князь натёр себе нос до ярко-багрового цвета. Папочка предложил попудрить, тот отказался.
— Я пойду, — сказал он, обмахиваясь тончайшим батистом, от которого нестерпимо несло пачули. Ему видимо неприятно было присутствие посторонних. — Я пойду, меня ждут. Вы позволите мне в следующий антракт?
— Очень рада, — ответила Рая.
— Вы подумайте о том, что я говорил и дайте ответ что лучше… Ну-с, до свидания.
Он наклонился и поцеловал её руку так крепко, что она даже покраснела.
— Проваливайте! — отрезала она, — вас ждут.
Когда дверь за ним затворилась, папочка так сжал себе руки, что они даже хрустнули.
— Что ты делаешь, Рая!.. — страшным шёпотом заговорил он, поглядывая на дверь с таким видом точно за нею дремал ужасный дракон, которого он боялся разбудить.
— Он мне надоедает, папочка, — не без испуга заговорила та, — всё ходит и ручки лижет.
— Рая, Рая… ты меня губишь…
Он отчаянно качнул головой и ринулся из уборной.
Рая посмотрела ему вслед прищурившись и стала бить носком правой ноги по полу.
— Скажите пожалуйста, отчего все мужчины такая дрянь? — обратилась она к Ракитину.
Тот не ожидал такого вопроса.
— Неужели все?
— Все, все… такая дрянь, такая… Я думала что лучше…