Семнадцатая

— Говнюк, — спокойно повторила девушка. — А зачем ты вскочил, можешь объяснить? Нервничаешь?

— И ты еще спрашиваешь! Не боишься, что после такого изречения я тебя, секильдявку, в бараний рог сверну? Поучу вежливости, невзирая на каникулы…

— Ты собираешься меня ударить? — в голосе Вики звучал не страх, а какое-то нездоровое любопытство.

— А что, по-твоему, это невозможно? В твоем мире девочек не бьют?

— В моем мире девочек бьют. Причем запросто. Мужчину, который может двинуть мне по морде, я различаю в первую же минуту. Вот только ты совершенно точно этого не сделаешь, поэтому-то и странно. К чему эти угрозы? На самом деле тебе даже не хочется мне врезать.

— А могу я хотеть тебя отшлепать? Или надрать тебе уши?

— Только не сейчас. Сейчас ты скорее расстроен… Все дело в говнюке? Но, Дима, ты ведь и есть говнюк. Скажешь, нет? Ты поступил, как говнюк. И вся твоя история рассказана говнюком, который именно так себя и ощущает. Ты только что не назвался этим словом. Разве тебе не легче от того, что оно прозвучало, пусть и из моих уст? Может, теперь подумаем, как все исправить?

— А что тут можно исправить? Если я и впрямь такой законченный… э-ээ… Слушай, меня натурально коробит от твоего словечка. Как бы я себя не ощущал, с моей утонченной натурой оно не гармонирует. Не найдется ли какого-нибудь другого?

— Мудак? — предположила Вика.

— Значительно лучше, — согласился я. — Звучит гораздо внушительнее. Так вот, если я и впрямь такой законченный мудак, то как ты это исправишь?

— Дима, может, ты присядешь? — подсказала девушка. — Если так и не надумал разбить мне нос, то выглядит все довольно глупо. Смотреть на тебя снизу вверх неудобно, зато очень удобно засветить локтем по твоим яичкам.

— Спасибо за предупреждение, — сказал я, непроизвольно отступая на шаг и пристраиваясь к невидимой футбольной стенке, — и в особенности — за трепетное отношение к суффиксам. А ты готова была засветить, крошка? Без шуток?

— Года два назад была бы готова. Но с тех пор поумнела. Настоящим мудакам это еще ни разу не помогло, а мне больше подходит помогать, чем наказывать.

— Слова не мальчика, но мужа…

— К тому же ты не настоящий мудак, Дима, хотя тайны твои, безусловно, мудацкие. Поэтому исправлять нужно не тебя, а те скверности, которые ты совершил… Ты знаешь, где сейчас Даша? Что с нею сталось после того случая?

— Даша? — я возвратился на свой диван и в рассеянности закурил, даром что курить мне вовсе не хотелось, а хотелось чего-то совсем другого. — А на что мне твоя Даша? Со мной-то как теперь быть? Мне-то как переродиться? Это ведь я получаюсь мудак, и тот, как выяснилось, не настоящий…

— Ты меня не слышишь, — Вика огорченно вздохнула. — Перестань думать о себе, хоть на минутку. Кто ты такой, зависит от того, что ты делаешь. Можешь ли ты изменить себя, упирается в то, способен ли ты переделать сделанное… Ответь, наконец: тебе известно, что стало с Дашей, или нет?

— По-твоему, все упирается в Дашу? — мне стало интересно, что она на это ответит. — А как же Семен Иванович? Марья Ивановна? Марья Семеновна? Они-то пострадали первыми. Шутка ли — три миллиона…

— Да и пес с ними со всеми! — жестко высказалась начинающая Мать Тереза. — Так им и надо! Ты только украл и не осмелился сознаться, а они устроили беспредел: взвалили вину на бедную девчонку, рылись в ее вещах, раздели догола и в итоге выставили за дверь… Поэтому, Дима, ты все-таки Робин Гуд, хотя из мудаков тебя тоже пока рано выписывать.

— Что-то мне это прозвище поднадоело… Допустим, я знаю, где найти сию девицу. И какую епитимию ты рассчитываешь на меня наложить? Что мне должно сделать? Пасть перед ней на колени? Покаяться в своем согрешении? Возместить урон, нанесенный ее гордости и кошельку? Жениться, в конце концов? Предположим, я на все готов, но что выбрать?

— Ой, Дима… — Вика поморщилась и отхлебнула воды из бутылки. — Ты все испортишь. Давай я сама поговорю с Дашей и пойму, что ей нужно. Беда-то не в том, что случилось, — оно, как мне кажется, к лучшему, — беда могла позже произойти. Может статься, у Даши все в порядке, — и с гордостью, и с кошельком, — и она только рада, что какой-то Семен Иванович ей теперь не указ. Тогда и исправлять нечего…

— А как же пролитые слезы? Помнится, они так и капали из ее глаз, так и капали…

— Слезы? — девушка пристально проследила за тем, как я совершаю очередную ленивую затяжку. — Слезы давно в прошлом. Этого ты уже не поправишь и слез ее у нее не отнимешь… Дима! А ведь ты все-таки говнюк! Ты же мне просто голову морочишь! Не было никакой Даши, так? И Семена Ивановича не было?

— Вика, прости! — меня накрыло смехом, от чего дым попал не туда, куда следовало, и я жестоко раскашлялся. — Виноват… Не думал, что зайдет так далеко… кхе-кхе… могу искупить… кхе-кхе… возместить… кхе-кхе… могу жениться, в конце концов… кхе-кхе-кхе…

— Прокашляйтесь сначала, мужчина! — посоветовала мне Вика. — А то жениться будет неудобно… Дима, но зачем? Зачем ты меня разыграл? И часто ты так делаешь?