Семнадцатая карта

А Вова просто проспал атаку. Он ведь встал-то сначала вовремя, но по рекомендуемой врачами привычке, решил соснуть еще пять минут. Пять минут, пять минут… И заснул до прихода Командарма.

— Па-а-а-дъё-ё-м! Подъём! — рявкнул Подорожный и майор НКВД одновременно.

— Простите, т-товарищ Командующий. Проспал! — сказал Матросов испуганно. — Я не спал всю ночь. — Он никак не мог протереть глаза.

— Ему все еще кажется, что он спит, — сказал майор НКВД. — Ну, он у меня сейчас проснется! — Майор отошел на шаг и передернул затвор нового автомата. — Кончать надо гада! Прямо здесь!

— Я сказал, пусть идет в атаку, — Ракасавскимй сам схватился за пистолет.

— Простите, товарищ Командующий, — майор повел стволом автомата, — не могу больше терпеть. Я его застрелю. — Майор сделал еще шаг назад, чтобы ему не помешали, и чтобы кровь не попала ему на шинель. — Убью гада! — И он на самом деле дал длинную очередь. Такая автоматная очередь могла бы перерезать человека пополам. Именно это и произошло. Только убит был не Матросов, а начальник штаба Подорожный. Он толи хотел закрыть собой Владимира Матросова, толи просто оступился в узкой землянке.

Кровь фонтаном брызнула из шеи начальника штаба. Ракассавский стоял рядом с Подорожным. Он весь был обрызган кровью. Помощники арестовали майора и увели.

— Он не виноват, — сказал Командующий устало, — просто он привык… у него узе… уже выработался рефлекс убивать без суда и следствия трусов и шпионов. — Но все равно, — добавил он: — Расстрелять.

— Кого? — решил уточнить адъютант Верховский. Но Командующий вышел, не удостоив парня ответом.

Роты опять пошли в атаку. На этот раз за Вовой присматривали два НКВДэшника. Но один из них был убит уже на подступах к дотам. Ему очередью из крупнокалиберного пулемета оторвало руку. Парень схватил упавшую руку левой и попытался приставить ее на место. Рука опять упала, он торопливо опять схватил ее и приложил к кровавому плечу. В это время пуля попала младшему лейтенанту в лоб. Прямо в лоб. Он замер, потом медленно упал лицом вниз. Его фирменная НКВДешная фуражка только теперь слетела и медленно покатилась вниз с горки.

Второй спутник Владимира Матросова все еще сопровождал бомбиста. Звали его… в общем, у этого сержанта была кличка Итальянец. Почему Итальянец? Сам не знаю. Ведь волосы у него были почти белокурые. Такой светлый шатен. С собой у Итальянца была рация.

Перед последним броском он настроил ее и узнал, что этот последний бросок у всех рот уже был. Только они задержались. Все бомбисты погибли. Половину сожгли огнеметчики. Другие были просто расстреляны из пулеметов.

— Ну, я пошел, — сказал Вова и выглянул из окопа.

— Давай, — сказал Итальянец. — Я прикрою. И помни: все погибли. Ты должен… Ну, в общем, давай. Итальянец сделал две перебежки и дал очередь из автомата в открывшуюся перед ним амбразуру. — Попал.

Пулемет на некоторое время замолчал и Матросов побежал к доту. Из дота вышли два огнеметчика. Длинный факел прошел около Вовы. Но с первого раза они не попали. Итальянец дал длинную очередь. Один огнеметчик неуклюже подпрыгнул и упал на спину, другой загорелся. Матросов сделал еще несколько шагов и бросил одну за другой все три гранаты в амбразуру дота.

Прошло несколько минут. Дым начал расходиться. Никто не стрелял.

— Мы его взяли! — закричал Вова и поднялся во весь рост. После бросков гранат он упал за бугорок и скатился в небольшой овражек.

Немцы вытащили из блиндажа второй пулемет и установили его рядом с дотом, пока амбразуру того расчищали от обломков после взрыва трех гранат.

Немец посмотрел в прицел. Русский размахивал пилоткой.

— Ложись! — закричал сержант НКВД.

Пулеметчик дал очередь, и Вова осел на колени.

Ракассавский в это время выслушивал доклад Никиты Сергеевича о почти полном провале операции. Никита сам бы хотел выслушать доклад Ракассавскаго, но пока что приходилось делать наоборот.

— Осталась всего одна возможность, — сказал Никита.

— Какая?

— Мы можем пройти только через пятидесятый дот. Только еще один Матросов остался жив. — И тут вошел радист и сказал, что погиб последний.

— Ну, что за невезуха! — воскликнул Рокки. — Мне самому, что ли, идти?