«Для чего ты меня оставил? — нерешительно справился я и, не дождавшись отклика, продолжил наудачу. — Где твое жало? Что есть истина? Что такое человек? Быть или не быть?»
Голос прочувствованно сплюнул.
«Отчего люди не летают так, как птицы? Тварь ли я дрожащая, или право имею? Что такое хорошо и что такое плохо? А был ли мальчик?»
«Проехали…» — буркнул голос и бормоча под нос неразборчивые пророчества стал удаляться.
«И ты, Брут?» — спросил я вдогонку и чуть не выронил листок из ладони, поскольку уже засыпал и лишь отзвук последнего вопроса, произнесенного то ли вслух, то ли единственно в моем сознании, привел меня в чувство.
— Мы еще не закончили, — пообещал я и направился в спальню.
Когда я открыл глаза, был уже полдень или что-то около этого. Я лежал на мягкой изумрудной траве, на окраине какого-то леса, у подножия старого дуба, величаво возносившего свою крону в синие безоблачные небеса. На мне был надет необычный костюм, преимущественно зеленой расцветки, который не вызвал моего удивления, хотя я и не сумел бы назвать ни одного из тех предметов одежды, что находились выше или ниже толстого кожаного ремня с грубой металлической пряжкой. В ногах валялся мой верный лук и колчан с крылатыми стрелами… Верный лук? Крылатые стрелы? Ах, да! Ведь я же Робин Гуд! И почему я постоянно об этом забываю? Впереди, на расстоянии нескольких шагов, в узком просвете между шелестящими купами тростника расстилалось прелестное голубое озеро с плавающими в нем кувшинками и неспешно скользящими по зеркальной глади силуэтами белых облачков, которые не выглядели хуже от того, что в ясном, кристально чистом небе ничто их к этому не обязывало. Просто этак получалось живописнее. Статная молодая девица, стоя по пояс в воде, так чтобы не растрачивать даром высокого, позлащенного солнцем бюста, пристроила сорванную кувшинку к светлым волосам и пристально разглядывала свое отражение. Через секунду кувшинка полетела прочь. «Фуфло какое-то», — донеслось со стороны озера. Кругом было так хорошо и безыскусно, что рядом непременно следовало появиться Вике. И она, конечно же, оказалась тут как тут. Вика лежала слева от меня, на широком красном плаще, одетая в чудесное шелковое платье, и сладко спала, повернув ко мне свое милое личико, немного запачканное возле рта соком лесных ягод. Солнечные зайчики резво скакали по ее щеке и по спутанной шевелюре цвета воронового крыла.
— Заяц мой, — едва слышно прошептала девушка, ни к кому специально не обращаясь.
Я сорвал длинную травинку и совершенно в духе жанра пощекотал приоткрытые губы уснувшей подле меня красавицы. Вика заулыбалась.
— Дружок, — прошептал я в ответ. — Я мог бы тебя полюбить, честное слово. Если бы отважился. Если бы верил, что смогу перемениться. Сделаться другим. Если бы знал, что сумею принести тебе счастье взамен того горя и неудобств, которые обычно приношу каждому, кто пробует связать со мной свою судьбу и надежды…
Плотная серая тень упала на меня и на спящую рядом Вику. Стало прохладно. Я поднял глаза. Перед нами стояла Алена, мокрая по топлес после купания в озере, и, уперев кулачки в крутые породистые бедра, пялилась на нас сверху.
— Ничего, что я голая? — вежливо спросила она.
— Все в порядке, — заверил я. — Меня это больше не заботит… Только откуда тень?
— В смысле? — не поняла сестренка. — Моя тень? А как ей тут не быть, чудик? Я же голая, а не прозрачная.
— Сейчас полдень, — попытался объяснить я. — Солнце в зените…
— Мы же в Англии, зануда, — заявила Алена, укладываясь на незанятую часть плаща по другую сторону от Вики. — Тринадцатый век, если не ошибаюсь. Темные времена. Здесь все иначе… А она красивая, правда?
— Да, очень, — подтвердил я, умиротворенно и без малейшей ревности наблюдая за тем, как нахальная сестрица, орудуя ухваченной с земли веточкой, поддевает шелковый ворот и, сощурив замаслившиеся глаза, заглядывает в получившийся зазор.
— Слишком красивая, чтобы быть человеком… — Алена благоговейно облизнулась.
— О чем ты говоришь?
— А сам не догадываешься? Ты проверял, у нее есть пупочек?
— Конечно! Первым делом…
— И как?
— Что «как»? — я сел и удивленно посмотрел на сестренку. — Почему ты спрашиваешь? Родная, я же знаю, что вы спали вместе!
— Мало ли, что ты знаешь! Я, может, не приглядывалась. Там много чего нашлось интересного… Так есть или нет?
— Есть! И он потрясающий!
— Лучше моего?
— Алена, это другое.
— Что «другое»?
— Ты — моя сестра.
— И что? Пупок — это же чепуха. Что мешает сравнить чепуху сестры с такой же чепухой твоей девушки? Нашей девушки, если быть точной.
— Вот так вопрос… — мне пришлось задуматься. — Но даже звучит он как-то неправильно.
— Ладно, — уступила Алена. — Как будем делить? Тебе правую часть, мне левую? Ох, тут слева такая родинка сладкая… на спине, пониже плеча… М-мм! С другой стороны, правую часть я уже надкусила…
— Нет! — решительно сказал я. — Эта девушка вся твоя. Целиком… И вся моя, полностью и всецело.
— Разве так бывает?