Съемочная площадка

— Тебе легко говорить, Баффи. Ты сильная. А у меня пока хватает сил только на это… Я должна оставаться здесь и терпеть все… даже секс с ним… ради ребенка. Я должна терпеть, чтобы моя мать поняла!

— Я тебе не верю, — резко ответила я.

Она отпрянула, словно я ее ударила.

— Чему ты не веришь?

— Я не верю, что ты остаешься с Гаем, чтобы доказать матери свою правоту. И что ты ложишься с Гаем в постель, заранее зная, что ничего хорошего из этого не выйдет, просто чтобы забеременеть от него, прежде чем развестись…

На лице Кэсси появилась слабая улыбка.

— Ты всегда была психиатром-любителем…

Я считала нужным высказать ей все начистоту.

— Честно говоря, не нужно быть психиатром, чтобы догадаться, что с тобой происходит… чтобы понять, почему ты позволяешь издеваться над собой — Гаю физически, а матери — морально. Это шито белыми нитками. Тебе самой хочется, чтобы тебя наказывали.

В ее взгляде появилась тоска, а пальцы вцепились в растрепанные волосы. «О Боже! — подумала я. — Может, я позволила себе лишнее? Может, мои любительские опыты принесут больше вреда, чем добра?»

— Но почему, Баффи? Почему мне самой хочется, чтобы меня наказывали?

Я не была уверена, стоит ли продолжать. Кто знает, что лучше? Но был ли у меня выбор после всего, что я уже успела ей сказать?

— Мне кажется, Кэсси, что в глубине души ты и сама все о себе знаешь. Тебе хочется, чтобы тебя наказывали, потому что ты считаешь себя дурной, ничтожной. — Наконец Кэсси успокоилась — по крайней мере внешне. У меня возникло чувство, что она пропустила мимо ушей все, что я ей сказала. Она поставила кофе на огонь и достала чашки с блюдцами. Затем вытащила из холодильника пакет сливок и взяла с полки крошечный кувшин. — Перестань, Кэсси. Просто поставь пакет на стол, — с раздражением проговорила я.

Но она все-таки вылила сливки в кувшин.

— Для меня это дело привычки. Или воспитания. — На ее лице появилась виноватая улыбка. — Все-таки я дочь своей матери, — заметила она с деланной насмешкой.

— Кэсси, ты не должна извиняться за хорошие манеры, за то, что ты леди, — возмутилась я. — Да, ты леди; да, ты хороший человек; и нет никакой нужды подвергать себя наказанию. Что ты такого сделала, что уготовила себе подобную участь?

— Но кто тебе сказал, что я ищу для себя наказания? Ты сама это решила! — Она поставила кофе на стол и села. — И потом, не так уж я и хороша. Ведь я обманула Гая. И вряд ли возможно придумать для мужчины ложь хуже, чем моя. Я вышла за него беременная чужим ребенком, убедив при этом, что отец он. Кроме того, я вышла за него без любви. Ведь это отвратительно?

— Может, это и было бы отвратительно, если бы он тебя любил. Но совершенно очевидно, что это не так. Он женился на тебе из-за денег твоей матери. Так что, думаю, вы в расчете.

Но она не слушала меня. Она думала о своем.

— Мать тоже никогда меня не любила. Единственным любившим меня человеком был отец, но он умер. Может, как раз из-за него мать и не любила меня. Она без конца высказывается в его адрес… дурно высказывается. То говорит, что он был упрямым и самоуверенным, то вдруг называет его безвольным, слабохарактерным и трусливым. При этом возникает ощущение, что она говорит о разных людях. Путаница какая-то. Но она все время говорит с презрением. И поскольку я его дочь, это презрение распространяется и на меня.

— Послушай, твоя мать заставила тебя почувствовать себя ничтожной, недостойной любви, а стало быть, заслуживающей наказания. Это классический случай для любого психиатра. Но, Кэсси, ты способна любить и заслуживаешь любви. Тебе нужна любовь.

— Баффи, я благодарна за твою заботу. Но тебе действительно не о чем беспокоиться. Это не продлится долго, Гай уже близок к успеху, и тогда… Действительно, уже скоро. Но я должна еще немного потерпеть, чтобы выиграть сражение с матерью. И я выиграю его во что бы то ни стало! Сказав это, она ударила кулаком по столу с такой силой, что кофе из ее чашки выплеснулся на блюдце и на стол. Мы молчали, глядя на коричневые ручейки.

Она стала показывать мне дом.

— «Ма Maison»[3], — сказала она, глупо хихикнув.

Я, нахмурившись, посмотрела на нее, и она объяснила:

— Так здесь называется один шикарный ресторан. А мой дом довольно шикарный, правда?

«Был бы шикарным, — подумала я, — если бы не коричневые подтеки на потолке и не обшарпанные обои на стенах. Не помешала бы и кое-какая дополнительная мебель».

Мы вышли на заднюю террасу, окружающую пустой бассейн. Он был изрядно побит временем и ветрами и смотрелся довольно странно в доме с буйно заросшим садом. Вокруг царила атмосфера изысканного запустения. Я приготовилась снова произнести речь, хотя и без того сказала уже слишком много.

— И еще кое-чего я не могу понять. Почему ваш дом так обшарпан и в нем совершенно нет мебели? Да и участок запущен? Вот уже два месяца, как Гай участвует в сериале Лео, правильно? И я слышала, что те, кто занят в главных ролях, получают неплохие деньги. Да и раньше дела у него шли хорошо. Он беспрерывно снимался.