Семьсот километров любви

– Ты должна быть со мной! Я не отпущу тебя! Ты должна бороться! Ты не бросишь меня!

– Иногда решает судьба. – возражаю ему. – Ты должен отпустить меня. Я устала...

– Тебе придётся потерпеть, Арина Сергеевна! Потому что я не могу потерять тебя... – Для верности он качает головой, – и не потеряю.

Какой же он упрямый! Мне бы хоть каплю его твердолобости! Уверена, я не оказалась бы в этом месте.

Игорь быстро поднимается и устраивается на койке. Притягивает меня к себе на руки. Смотрит долгим пронзительным взглядом. Медленно целует. Так, что я ощущаю всю его боль.

А потом он просто держит меня.

Тьма, сгущаясь вокруг меня, кажется мне непреодолимой. Но я счастлива. И улыбаюсь.

Несмотря на тяжесть момента, я не захотела бы пожелать другого конца.

Умирать в руках любимого человека – это почти счастье.

55. Любовь

Семь лет спустя.

Смотрю на мраморное изваяние в полный рост и не могу отвести взгляда. Красивая, молодая... Разве это справедливо, что всё, что от неё осталось, – это белоснежный памятник рядом с деревцем магнолии, усыпанным в это время года такими же белоснежными цветками?..

Лёгкий апрельский ветер доносит до меня дивный аромат цветов. Даже не знал, что магнолии могут цвести в Подмосковье!

– Арине бы понравилось, – хмуро кивает Никита на дерево, за что заслуживает толчок локтем от своей невесты. – Ай, Кать, да что я сказал-то опять не так?

Я бросаю на них строгий взгляд, но всё же ухмыляюсь. Дети – они и после восемнадцати ещё такие дети! Хоть и живут теперь отдельно. Вместе. Под одной крышей.

Забавно, что меня поначалу так коробил этот факт. Считал это едва ли не аморальным. Но... принял. Так многое принял. Пришлось.

Иногда у тебя просто не остаётся другого выбора, кроме как принять свою судьбу.

– Игорь, нужно оградку покрасить, – привлекает моё внимание тихий голос.

– Найму рабочих, Ирина Павловна, – киваю женщине.

Она недовольно кривится. Столько лет прошло, а замашки так остались прежними.

– Игорь, Арина бы хотела, чтобы ты сделал это сам.

С горечью смотрю на женщину. Неужели нужно обязательно манипулировать мною такими грязными методами?

– Бабуль, отстань, – с лёгкой улыбкой говорит Катюша. – Это не такая проблема воспользоваться услугами рабочих, когда есть такая возможность.

С возрастом Катя действительно становится всё больше похожа на мать. Она гладит рукой прохладный глянец мраморной плиты, поправляет охапку красных роз в высоком вазоне, бросает взгляд на фото и поворачивается ко мне.

– Мы, наверно, пойдём в машину, а то прохладно ещё.

– Конечно, Катюш, – я протягиваю ей ключи, – спасибо.

Смотрю, как она катит лёгкую прогулочную коляску по дорожке между стройными рядами могил, как Никита идёт рядом, оживлённо что-то рассказывая, как они тормозят и синхронно склоняются над ребёнком, поправляя розовый плюшевый пледик с медвежатами.

– И всё-таки, Игорь, я думаю, что нужно сделать это самим. – снова подаёт голос женщина рядом. – Если бы Арина была здесь...

– Арины здесь нет, – говорю резче, чем планировал, – Ирина Павловна, давайте закругляться.

Скупо касаюсь плавного изгиба памятника, хочу уйти, но снова возвращаюсь взглядом к женской фигуре, отлитой в мраморе, и зачарованно смотрю, как трепещут нежные лепестки магнолий на ветру.

– Прощайтесь, Ирина Павловна, я пойду не спеша.

– Спасибо, Игорь.

Я не рассчитываю, что сейчас она сможет закруглиться быстрее, чем в любой предыдущий приезд. А учитывая, что сегодня годовщина смерти близкого нам человека, так и вовсе.

Иду, ускоряясь, стараясь быстрее выгнать из памяти белый мрамор, что упрямо стоит перед глазами. Не могу думать о ней в таком ключе, но сердце привычно сжимается, и я снова и снова проживаю свою жизнь: с того момента, как предложил ей выпивку в баре и до настоящего времени...

Едва выйдя с кладбищенской территории, невольно расплываюсь в улыбке: мне навстречу несётся маленький вихрь, ураган с шапкой набекрень. Подхватываю на руки своё долгожданное счастье и получаю слюнявый поцелуй беззубого ротика.

– Ну здравствуй, Дарья Игоревна!

– Папатька, ай! Ай! – Дочка умильно морщит носик, показывая, что замёрзла.

– Знаю, моя хорошая, – распахиваю куртку и прижимаю кроху к себе.

– Она не хотела садиться в кресло без тебя, – оправдывается Катя.

– Характер, – вздыхаю я, получая сочувственные улыбки от старших детей.

Так и ношу Дашу за пазухой, пока Ирина Павловна не выходит из калитки. Глаза женщины покраснели от слёз, но она уже успокоилась. Раньше бывало и хуже.

– Давайте, – командую я, – рассаживайтесь, а то моя дочь не угомонится, пока все не займут свои места.

Мы вместе обедаем, проводя время за воспоминаниями. Сидим мы в уютной квартирке в Курьяново, где с недавних пор живут вместе Никита и Катюша. От того страннее мне снова погружаться в свои собственные воспоминания.