Граф поклонился – совсем в его обычном стиле: достаточно низко, изящно, учтиво, – потом сказал в том духе, что он более двадцати лет поддерживал доверительные отношения с прежним королем
– …Он не гнушался выслушивать мои советы и использовать мои скромные возможности в некоторых ситуациях, о которых сейчас было бы неуместно рассказывать. Смею надеяться, что он потом не сожалел о том, что был связан со мной.
– Вы через графиню д'Адемар выразили желание связаться со мной. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь – то, что вы хотите сообщить, достойно нашего внимания. Я не прочь выслушать рассказ о ваших удивительных путешествиях. Конечно, и в дальних странах встречаются всякие неприятности, которые при некотором усилии можно посчитать схожими с нынешними условиями во Франции, но, на мой взгляд, это не более, чем аллегория.
– Мадам, полагаюсь на вашу мудрость, – граф необычайно взволновался.
Это несколько шокировало меня, ведь ему же ясно было сказано, о чем следует говорить, на чем сосредоточиться, и если он полагает, что сведения, которыми он располагает, имеют важное значение, то высказать их следует в форме сравнительной, аллегорической. Желательно воспользоваться намеками. Но граф, всегда такой учтивый, тонкий собеседник, выложил все сразу. Что во Франции существует партия, дурно воспринявшая идеи энциклопедистов и торопящаяся как можно быстрее воплотить их в жизнь. Что они жаждут низложить законных монархов.
– …Теперь, в преддверии объявления выборов в Генеральные Штаты эта партия остановила свой выбор на герцоге Шартрском.[108]
Он ещё очень молод, он станет марионеткой в руках политических авантюристов, которые без всякого сожаления пожертвуют им, когда герцог станет не нужен. Эти люди предложат ему корону Франции, однако Луи-Филипп взойдет не на трон, а на эшафот. Но до той поры будет совершенно столько злодейств, столько преступлений! Законы перестанут быть защитой для добропорядочных подданных, они превратятся в страшное орудие произвола. Явится Ужас, во Франции начнется террор! Заговорщики захватят власть обагренными кровью руками. Они уничтожат церковь, дворянство, всякое подобие разумной власти.К моему удивлению, Мария-Антуанетта спокойно выслушала этот страстный – я бы сказала, безумный – пассаж и здраво возразила.
– Но этого не может быть, чтобы не осталось никакой власти. Я поняла, что эти ужасные заговорщики желают сохранить королевство?
– Нет, мадам, не останется и королевства! Только республика голодных и жадных "граждан", поклоняющихся вместо лилий треугольной секире!
Здесь я уже не могла сдержаться и позволила себе – в присутствии королевы! – прервать графа.
– Монсеньер! Вы отдаете себе отчет, кому и что вы говорите!
Ее величество тоже не могла сдержать волнение – она принялась то закрывать, то открывать веер.
– Воистину, – наконец промолвила она, – мне никогда не приходилось выслушивать подобных речей.
Граф Сен-Жермен тоже успокоился. Хладнокровие вернулось к нему. Но не учтивость.
– Я взял на себя смелость предупредить о тех опасностях, которые ожидают страну, если его величество не примет немедленных и надлежащих мер в экономической и политической сферах, а вовсе не для того, чтобы высказывать свое почтение королеве. Правительство должно перехватить инициативу и первым предложить программу, предусматривающую сохранение общественного спокойствия и территориальной целостности страны. Ваше величество уже, наверное устали от знаков внимания и почтительной любви, которые без конца выказывают близкие вам люди. Моя цель предотвратить наступления хаоса, напомнить вашему величеству, что необходимо покрепче взять в руки вожжи управления государством и с этой целью поступиться некоторыми своими прерогативами. Хотя бы по примеру Англии.
– Вы самоуверенны, монсеньер, – раздраженно ответила Мария-Антуанетта.
– Глубоко сожалею, что невольно расстроил ваше величество, но поверьте, я способен говорить только правду. Что касается путешествий, в которых мне посчастливилось участвовать, то об этом можно поговорить потом, когда спадет напряжение.
Королева и на этот раз решила обратить все в шутку.
– Монсеньер, – с некоторой излишней веселостью сказала она, – не кажется ли вам, что иной раз и правда становится невыносимой. Тем более, когда она сопряжена с некоторыми "примерами".
Граф Сен-Жермен не смог скрыть удивления.