Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого

Он наверняка сознавал важность государственного переворота в Санкт-Петербурге, поскольку низвержение Петра III разрушало опасный прусско-русский союз и спасало Европу от опустошительной войны. Именно в тот момент он понял истинную философию франкмасонства и цель различных эзотерических течений, бытовавших тогда в Европе: способствовать улучшению мира. Войны, беспрестанно раздиравшие Европу, оставили раны и рубцы гораздо более глубокие, чем можно себе представить из учебников истории. Деревня была разорена, молодежь выкошена, а королевская власть становилась все более шаткой. Принципы века Просвещения пустили корни в ширившееся недовольство третьего сословия и интеллектуалов, и можно утверждать, что, начиная с первых же конфликтов с парламентами и вопреки кажущемуся процветанию, достигнутому Шуазелем и последующими реформами, Людовик XV оказался королем без власти.

Тогда во Франции стала ощущаться реакция, и, хотя Сен-Жермен умер пятью годами ранее, он наверняка предчувствовал потрясение 1789 года — ведь благодаря своим связям с европейскими, в том числе и с французскими, ложами он был осведомлен лучше других. Поэтому, расценив сперва посмертный визит Сен-Жермена к госпоже д'Адемар как выдумку, я потом решил, что он вполне правдоподобен, если только допустить существование преемника, в данном случае — его собственного сына, которому было поручено продолжить дело.

В этих мемуарах приведена поразительная деталь: когда Сен-Жермен наносит госпоже д'Адемар свой поздний визит, он кажется ей помолодевшим. Она упоминает также политические миссии своего визитера, которые впоследствии замалчивались историками.

Теперь отход Сен-Жермена от политической жизни начиная с 1765 года и его ревностная деятельность в масонских ложах кажутся гораздо более понятными.

Я сказал, что часто восхищался этим человеком, например, когда он, находясь вместе с камергером венского двора Ламбергом в Ливорно, отправился встречать адмирала Алексея Орлова, только что потопившего турецкий флот, — и это в тот самый момент, когда Австрия заключила союз с Высокой Портой. Тут требовалось чертовское мужество.

А еще он меня позабавил, когда в Турне отшил Казанову, распускавшего о нем сплетни самого низкого пошиба.

Добавлю, что никто так и не узнал, как звали Сен-Жермена. Имя Себастьян — моя собственная выдумка.

Для надобностей повествования я придумал также некоторое количество персонажей, таких как граф Банати и барон Засыпкин; они наверняка существовали, хоть и под другими именами, ведь не случайно же Сен-Жермен оказался в Санкт-Петербурге перед самым переворотом Екатерины II и ее сторонников: его наверняка туда вызвали. Быть может, прототипы Засыпкина и Банати еще отыщутся когда-нибудь в российских архивах.

Как и все, кто пишет исторические романы, я действовал подобно реставраторам, которые не только восполняют отсутствующие детали какой-нибудь фрески или статуи, но и убирают следы предыдущих реставраций.