Сенатский гламур

Я очень старалась забыть этот случай. К несчастью, первые три цифры его телефона (который я, разумеется, запомнила в тот роковой вечер) совпадали с домашним номером Лизы, потому я все время боялась случайно позвонить ему и напомнить о себе.

Я пыхтела, прыгая по ступенькам, мучительно вспоминала этот постыдный эпизод и перебирала длинный список оплошностей на свиданиях и любовных промахов, отчего они еще ярче и сильнее пламенели в моей памяти.

Наконец, после кошмарного четвертого захода, я внезапно сообразила, что последние полчаса изгоняла своих дьяволов. Странная ирония судьбы, учитывая, где я нахожусь. Задыхаясь, я потащилась домой, чувствуя себя так, словно упустила счастливую возможность.

В офисе, три кружки кофе спустя, я решила, что жестокое прошлое было лишь прологом к удивительным отношениям, которые вот-вот начнутся у нас с Аароном. Ошибки сделали меня сильнее и мудрее, и я, разумеется, никогда их не повторю. Я во многом стала другим человеком — уверенным, серьезным и решительным. Во всяком случае, по сравнению с той Сэмми, которая только-только переехала в Вашингтон.

Может, помог разбор полетов, а может — огромное количество кофеина в крови, но день оказался на редкость продуктивным. В основном я готовила открытые заседания, которые Р.Г. проведет по всему Огайо в конце августа, во время сенатских каникул.

Открытые заседания — это большие регламентированные собрания, площадки для диалога между Р.Г. и его избирателями. Кто угодно может прийти и задать вопрос или высказать свое мнение. Р.Г. часами разговаривает с людьми.

Я люблю открытые заседания, и не только потому, что Р.Г. на них особенно хорош. Для меня это праздники ответственности и общения (пусть иногда скучные и утомительные). Главная связь представительной демократии — связь между избираемым и избирателями, и странно, что большинство сенаторов не проводят подобных заседаний.

В августовском турне Р.Г. собирался в основном сосредоточиться на вопросах здравоохранения, поэтому я отправлюсь с ним. Конечно, я хотела, чтобы все прошло гладко, поэтому с головой погрузилась в планирование. Надо было выбрать места, арендовать транспорт, собрать информацию, кратко перевести законы на человеческий язык, и много чего еще.

Среда прошла в таком же лихорадочном тумане, а четверг настал раньше, чем я о нем вспомнила. В половине шестого утра меня разбудила мама: она позвонила узнать, все ли хорошо, потому что ей сейчас приснилось, будто меня раздавила гигантская скрепка для бумаг.

Обычно мама не придает большого значения снам, поэтому ее звонок меня удивил. Пока она расписывала, как скрепка свалилась с предрассветного неба, я слушала в трубке «Желтую подводную лодку» и размышляла, поставила она компакт-диск на повтор, как обычно, или нет. В шестидесятых, в Беркли, мама была не только студентом-политологом, но и фанаткой английских рок-групп. Она с радостью раскрыла объятия британскому вторжению и особенно полюбила «Битлз», «Роллинг Стоунз» и «Ху». По ее мнению, музыка, рожденная на туманном Альбионе, превосходит все, что могли выдавить из себя Штаты. Когда ей было чуть за двадцать, она организовала ряд фан-клубов, уговорила папу отрастить волосы и придала британский акцент своему среднезападному выговору.

Закончив аспирантуру, мама отказалась от работы в Стэнфорде и поселилась с моим отцом в Огайо, где он модернизировал молочную ферму, которая уже много поколений принадлежала его семье. На этой процветающей новой ферме мать привила мне особую любовь к служению обществу, хотя сама с удовольствием преподавала в местном колледже.

И время от времени напоминала, что она не только профессор политологии, но и хроническая англофилка. Например, часами смотрела «Би-би-си» или сообщала, что кто-то «ходил на бровях», и это означало, что он был скорее пьян, чем зол. Хотя, как правило, имели место оба варианта.

Когда она поведала мне свой тревожный сон до конца, я заверила ее, что меня не раздавило, и пообещала перезвонить. А затем решила использовать неожиданно свалившийся лишний час, чтобы стать неотразимой, поскольку была уверена, что встречу Аарона сразу после работы.

Встав под душ и закрыв глаза, я отчетливо представила, как на меня сваливается гигантская скрепка. Спасибо, мамочка. Я немного испугалась, что она могла испытать классическое материнское предчувствие моей неминуемой гибели под тяжестью непомерно больших канцелярских принадлежностей. Я твердо решила быть сегодня предельно осторожной.

Бросив критический взгляд в зеркало ванной, я с разочарованием обнаружила, что не превратилась в супермодель, как собиралась. Я сказала себе, что выгляжу все-таки неплохо. Кроме того, якобы скромные модели обычно говорят (и это меня безумно раздражает), что настоящая красота не снаружи, а внутри. К счастью, еще не поздно достичь душевного покоя и целостности. Сначала помедитирую, а потом поеду на работу.