Сэндмен Слим

В этот раз мне нет нужды кричать. Она пихает лезвие прямо в ладонь, но оно не лезет. Заходит на одну восьмую дюйма в кожу и все. Даже крови нет. Она продолжает давить на нож. Пытается пропихнуть его всем своим весом. Безрезультатно. Наконец я забираю у нее нож и кладу на пол. Она берет меня за руку и внимательно ее осматривает, пытаясь разглядеть кровь или новую рану. Но все, что осталось на ладони – только свежий красный шрам на том месте, которое она проткнула несколько минут назад.

– Все мое тело – сплошная магия. Если атаковать меня определенным образом, то повторить точно так же не получится.

– Значит, теперь никто не сможет воткнуть в тебя нож?

– Хотелось бы, но не совсем. Новый шрам, который ты мне подарила, означает только, что моя рука теперь защищена от ножа.

– Так вот откуда на тебе столько порезов? В тебя втыкали ножи?

– И ножи, и многое другое. Касабян застрелил меня, когда я пришел в его магазин, так что на мне есть несколько свежих дырок от револьвера. И это не так уж плохо. Некоторые люди носят распятие или пентаграмму для защиты. Я же ношу свою защиту прямо на коже.

– Разговаривающие головы и магические шрамы. Почему-то волшебство я представляла себе немного по-другому.

Аллегра выглядит немного бледной, но я не думаю, что это от сотрясения. Наверное, я слишком поторопился со своим маленьким магическим представлением. Я копаюсь в памяти в поисках чего-нибудь магического, что не подразумевает пожаров и взрывов. Затем придумываю половину заклинания. То, что мог бы сделать за обедом, учась в начальной школе. Мне всегда везло с частичными заклинаниями, поэтому я тихо произношу те слова, которые помню, и добавляю к ним собственную импровизацию, стараясь воспроизводить только человеческие слова, а не адские, которые из меня упорно лезут.

Сначала ничего не происходит. Но потом я чувствую дрожь в груди, как в старые времена на Земле, когда я еще купался в магии.

Я поднимаю исколотую руку и дую на кончики пальцев. Вспыхивают пять желтых огоньков – по одному на каждом пальце. Свечи, вылепленные из плоти. Огонь настоящий, но меня он не обжигает. Я вынимаю сигарету из пачки, лежащей в кармане, и прикуриваю ее от указательного пальца. Затем выдыхаю дым в воздух.

Аллегра смотрит то на меня, то на пламя, широко раскрыв глаза. Она тянется к моим горящим пальцам и тут же отдергивает руку.

– Оно горячее!

– Наверное, поэтому его называют «пламенем», – говорю я. – Подними руку. Ладонью ко мне.

Она поднимает правую руку. Я прикасаюсь к ней и говорю несколько слов. Пламя соскакивает с моей руки и переплывает на ее пальцы.

– Подуй на них слегка.

Она дует. Пламя гаснет.

– Подуй еще раз, теперь сильнее.

Она надувает щеки и дует на пальцы. Пламя снова вспыхивает.

– Я его чувствую. Оно горячее, но не обжигает.

– Дуй очень сильно.

Столбики огня вырастают до шести дюймов[55] в высоту. Она прекращает дуть, и они снова уменьшаются до размеров пламени свечи.

– Такой магии достаточно?

– О да, вполне убедительно.

Я слегка дую на ее руку, и пламя гаснет.

– Теперь у тебя есть небольшое заклинание на руке, и в любой момент, когда тебе захочется, ты сама сможешь проделать этот огненный фокус. В общем, когда начнешь сомневаться, ты будешь знать, что это реально, поскольку часть тебя теперь тоже магия.

Она смотрит с минуту на свою необожженную руку.

– Расскажи о голове мистера Касабяна. Он мертвый? Это ты с ним проделал?

– «Нет» на первый вопрос, и «да» – на второй.

– Расскажи мне об этом.

Второй раз за вечер я начинаю исповедоваться в грехах. Но в этот раз исповедь дается легче, поскольку признаваться приходится не только в собственных плохих поступках, но и в поступках Мейсона, Касабяна и остальных членов Круга. Кроме того, я лгу. Хоть и совсем немного. Я говорю ей, что Мейсон продал меня, отправив в темное гнилое место. Не хочется рассказывать ей про Ад и мою работу наемным убийцей.

– Значит, тот парень, который приходил ночью, – Паркер? Это он убил твою девушку? – спрашивает она.

– Так рассказал Касабян.

– Черт. Мистер Касабян в этом участвовал?

– Он слишком бесхребетный для убийств. И слишком меня боится, чтобы лгать. Но он там присутствовал.

– Если бы он поступил так со мной или моими близкими, я бы ему не только голову отрезала.

– Тогда ты поймешь, почему я вернулся.

– Ты как Клинт Иствуд в «Джоси Уэйлс – человек вне закона». Или как Макс фон Сюдов в «Девичьем источнике».

– Не знаю, кто такой Макс фон Сюдов, но если он зах…ярил людей, которые обидели тех, о ком он заботился, то да – я Макс. Поэтому мне придется уехать.

– Ты что, сдаешься?

– Нет. Я съезжаю из «Max Overdrive». Буду ночевать вместе с нарками в Гриффит-парке. Я слишком опасен, чтобы находиться рядом с обычными людьми. Надо было сделать это уже в первую ночь.

– Ты не прав. Ты ни хрена не прав, – говорит Аллегра. – Я буду с тобой.

– Делать то, что делаю я? Ни в коем случае, девочка.

Она вылезает из кресла-мешка и садится рядом со мной на пол.