Сэндвич с пеплом и фазаном

По непонятным причинам я чувствовала себя так, как мог чувствовать себя Джек, когда, взобравшись по бобовому стеблю, он был вынужден прятаться, едва дыша, в буфете на кухне великана. Знаю, это звучит странно, но это самое точное описание, которое я могу дать напряженной обстановке этого места: будто что-то невидимое притаилось и ждет…

Мисс Моут начала выдвигать ящики высокого рабочего стола и доставать большое количество перепутанных кабелей, телеграфные ключи и наушники, которые она предъявила нам с таким видом, будто это сокровища царя Соломона.

– Дит-дит-дит-да! – ликующе произнесла Гремли. – Я же тебе говорила!

Я совершенно точно поняла, что она выпевает букву V – первую букву в слове Victory, победа, тот рисунок из четырех нот, который Бетховен использовал в начале своей Пятой симфонии.

Неожиданно меня охватила сильная тоска по дому. На меня нахлынули образы отца, Фели, Даффи и меня (в возрасте шести лет) и воспоминания о том, как мы сидели в гостиной Букшоу и слушали эти звуки судьбы по радио. Мне следовало знать, как сказала бы Даффи, что они предвещают недоброе.

Но уже слишком поздно для слез. За всю свою жизнь не могу припомнить ни одного момента, когда мне было бы так одиноко. Я подумала, что меня стошнит, и на этот раз взаправду.

Я притворилась, что вытираю соринку, попавшую в глаз. Потрясенная, я села за стол, не в состоянии говорить и чувствуя вкус пепла во рту.

– По двое, – скомандовала мисс Моут, и я схватила Гремли за руку, пока это не сделал кто-то другой.

Мы сели друг напротив друга за стол, на котором кто-то вырезал перочинным ножом: «Здесь была Килрой» и многие другие вещи, которые я не стану повторять. Джумбо достала карандаши и бумагу из холщового мешка, выглядевшего ровесником Трои, и раздала нам всем.

– Я отправляю, ты принимаешь, – сказала мне Гремли. – Я это уже делала. Так легче.

Она протянула мне карточку с напечатанными на ней буквами алфавита и обозначениями:

A · —

Б – · · ·

В · —

И так далее.

Я надела наушники, воткнула провод в старый приемник, и Гремли отстучала первое послание:

Точка-точка-тире-точка.

Я посмотрела на карточку и поняла, что это буква Ф.

Точка-тире-точка-точка. Л.

Точка-тире. А.

Она отстукивала мое имя. Это легко.

Я уже знала, что будет дальше: точка-тире-тире – В.

Я улыбнулась, давая ей понять, что догадалась, и взяла карандаш. Гремли сделала почти неуловимое отрицательное движение головой.

Тире-точка… точка… тире, – отстучала она.

Нет. Мне нельзя это записывать.

Я прижала к ушам холодные чаши наушников. Больше никто не слышал точки и тире. По крайней мере, я на это надеялась. Учитывая, что в этой комнате шесть девочек стучат ключом одновременно, вряд ли кто-то может расшифровать звуки отдельного ключа.

«Н-И-К-О-М-У-Н-Е-Д-О-В-Е-Р-Я-Й», – отстучала Гремли.

Я не сразу расшифровала ее послание, и она, должно быть, заметила мое замешательство.

«Никому, – снова отстучала она. – Держись подальше от…»

– Ну? – внезапно произнесла мисс Моут, хлопая ладонью по нашему столу, чтобы привлечь наше внимание. – Как ваши успехи?

Я подпрыгнула от неожиданности. Ни одна из нас не слышала ее приближения.

Я сдернула наушники.

– Гремли телеграфировала мое имя: Ф-Л-А-В-И-Я, – ответила я. – Как это мило!

На миг я подумала, не процитировать ли мне из Гильберта и Салливана:

Три маленькие девочки, забыв и стыд, и страх,

Из женской семинарии надумали сбежать.

Тетрадки и учебники на партах побросали,

Три маленькие девочки из школы убежали…

Но сдержалась.

Мисс Моут окинула нас взглядом и, не говоря больше ни слова, укатила.

– Моя очередь, – громко заявила я. – Дай-ка я попробую.

И мы поменялись ключом и наушниками.

«Где Коллингсвуд?» – медленно отстучала я, глядя в таблицу на карточке.

Гремли сняла наушники и надела их на меня. Неуклюжий способ ведения разговора, но уж какой есть.

«В лазарете, – сообщила она. – Сошла с ума».

Глава 16

Легкий дождик, начавшийся, когда мы вышли из домика, превратился в ливень. Пара ленивых дворников стирала потоки воды с лобового стекла, и внезапно похолодало. Короткие рукава не грели, и я обняла себя руками.

Гремли не стала садиться рядом со мной в автобусе. Напротив: она ушла в дальний конец и устроилась рядом с мисс Моут, оставив меня рядом с водителем делать вид, будто я восхищаюсь красотами пейзажа, состоявшего преимущественно из высоких вязов посреди заливаемых дождем полей, мелькающих озер и изредка встречающихся свалок, где ржавели груды некогда любимых автомобилей.

Мне снова вспомнилось выражение «сбитая с толку». Оно означало, главным образом, утрату границ, что и случилось со мной.

Выброшенная из отчего дома, сосланная в чужую страну и теперь лишенная даже невнятного бормотания одноклассниц, я была одна в целом мире, оставленная на милость малейшего дуновения ветерка.