Сенсация

— Я оставил в Джексонбурге жену… к тому же мне лучше не появляться в Судане. Я однажды влип в историю в Хартуме. Мне во многих странах не стоит появляться. Я часто вел себя глупо.

При мысли о жене и допущенных промахах им овладел новый приступ меланхолии, и он подавленно замолчал. Уильям испугался, что он сейчас заснет.

— Куда вы пойдете? — спросил он. — Сами понимаете, здесь вам оставаться нельзя. Вас арестуют.

— Да, — сказал немец, — здесь мне нельзя оставаться.

И он немедленно заснул, откинув назад голову, раскрыв рот и зажав в руке остатки крекера. Храпел он мощно.

Но и это было еще не все.

Не успели первые конвульсивные бульканья и фырканья немца перейти в ровное, автоматическое похрапывание, как Уильяма вновь потревожили.

На пороге, квохча, появился ночной сторож. Он тыкал рукой в сторону ворот, улыбался и кивал. Немец не пошевелился. Когда Уильям шел через двор, из дома доносился его храп.

У ворот стоял автомобиль с потушенными фарами. Вокруг было совершенно темно. Голос из автомобиля спросил:

— Уильям, это ты?

И Кэтхен, выбравшись наружу, полетела к нему раненой птицей — совсем как он себе представлял.

— Милая, милая моя, — сказал Уильям.

Они обнялись. В темноте за спиной Кэтхен он смутно различал фигуру ночного сторожа, который стоял, как аист, на одной ноге, держа на плече копье.

— Милый, — сказала Кэтхен, — у тебя есть деньги?

— Да.

— Много?

— Да.

— Я пообещала водителю сто американских долларов. Надо было меньше?

— Кто он?

— Шофер министра почт. Министра арестовали. Ведь он Джексон. Всех Джексонов арестовали. Шофер стащил ключ от комнаты, когда солдаты ужинали. Я сказала, что дам ему сто американских долларов, если он отвезет меня сюда.

— Попроси его подождать. Я принесу деньги.

Шофер завернулся в одеяло и прикорнул у руля.

Кэтхен и Уильям вдвоем стояли во дворе.

— Я должна уехать, — сказала Кэтхен. — Мы должны уехать. Я думала об этом в машине. Ты должен на мне жениться. Тогда я буду англичанкой, и они не смогут мне ничего сделать. И мы сейчас же уедем из Эсмаилии. Хватит журналистики. Мы вместе поедем в Европу. Ты согласен?

— Да, — без колебаний ответил Уильям.

— И ты женишься на мне по-настоящему, в консульстве?

— Да.

— Это будет моя первая настоящая свадьба.

Во дворе эхом отзывался храп.

— Что это? Уильям, у тебя в комнате кто-то есть.

— Да. Я совсем забыл… когда увидел тебя. Идем, посмотришь, кто это.

Они поднялись по ступеням, держась за руки, пересекли веранду и подошли к двери в комнату Уильяма.

Кэтхен отпустила его руку и, тихонько вскрикнув, побежала вперед. Она стала на колени возле немца, обхватила его руками, тряхнула. Он пошевелился, застонал и открыл глаза. Они заговорили по-немецки. Кэтхен прислонилась к его плечу. Он улегся щекой на ее макушку и вновь погрузился в глубокий сон.

— Какая я счастливая, — сказала Кэтхен. — Я думала, он никогда не вернется, думала, что он умер или забыл меня. Теперь он спит. Он здоров? Он хочет есть?

— Нет, — сказал Уильям. — На этот счет можешь не волноваться. Только что он у меня на глазах съел Рождественский ужин, рассчитанный на четверых детей или шестерых взрослых.

— Он, наверное, был очень голодный. Какой он худой!

— Нет, — сказал Уильям. — Худым его не назовешь.

— О, ты не видел его до того, как он уехал… Как он храпит! Это хороший знак. Когда он хорошо себя чувствует, он всегда так храпит. — Она с нежностью взирала на бесчувственное тело. — Но он грязный.

— Да, — сказал Уильям, — очень грязный.

— Уильям, почему у тебя такой сердитый голос? Ты не рад, что мой муж вернулся ко мне?

— К тебе?

— Уильям, ты ревнуешь! Как я презираю ревность! Ты не можешь ревновать меня к мужу! Мы прожили вместе два года до того, как я встретила тебя. Я знала, что он не бросит меня. Но что нам теперь делать? Я должна подумать…

Они задумались, но о разном.

— У меня есть план, — сказала наконец Кэтхен.

— Да? — мрачно отозвался Уильям.

— Да, и мне кажется, хороший. Мой муж — немец, поэтому эсмаильцы ничего не могут ему сделать. Со мной хуже — из-за документов. А если я выйду за тебя замуж, то стану англичанкой и смогу уехать вместе с мужем. Ты купишь нам билеты в Европу. Недорогие, мы поедем вторым классом… Ну как?

— Должен тебя разочаровать, все не так просто. Во-первых, немецкое посольство отказалось защищать твоего друга.

— Жаль. Я думала, когда есть документы, то тебе ничего не грозит… Надо придумать другой план… Если я выйду замуж за тебя, а потом за моего мужа, он тоже станет англичанином?

— Нет.

— Жаль.

Они почти кричали, чтобы расслышать друг друга — немец продолжал храпеть.

— Будет очень жестоко, если мы его разбудим? Он такой сообразительный! Он очень часто попадал в трудные ситуации.

Она трясла его до тех пор, пока он не ожил, и они принялись серьезно и обстоятельно говорить по-немецки.

Уильям собрал тошнотворные остатки Рождественского ужина: положил обратно в коробку крекеры и вынес за дверь пустые жестянки и бутылки, поставив их рядом со своими грязными башмаками.