— Ну вы не расстраивайтесь, — усмехнулся Турецкий. — При ваших-то талантах. Сегодня на щите, а завтра… Кстати, не все так однозначно. Знаете истинный смысл выражения «остаться с носом»?
— Да уж понятно. То же, что и в дураках.
— Верно. Только раньше на Руси слово «нос» означало еще и подношение, так сказать, поклон, с которым проситель обращался к чиновнику. Сегодня такой «нос» квалифицировался бы как взятка. Но прежде к этому проще относились. Ни одно дело в московских приказах не решалось без подношения. А уж ценность такого «носа» зависела от важности дела, должности чиновника и благосостояния просителя. Но если дар оскорблял достоинство чиновника, то прошение отклонялось, а проситель оставался с отвергнутым подарком, то бишь…
— … с носом, — сказал Навоша и почесал свой огромный «рубильник».
— Ладно. Теперь признавайтесь. Что это за особняк Капустина?
— Особняк Капустина — это дом, в котором находится Лаборатория. Белов арендовал помещение. И как я недавно узнал, платил неоправданно большие деньги. Огромные, блин!
— Кому платил?
— Моему заместителю, Козлову.
— Долго?
— Несколько лет. А недавно этот урод поднял ему цену вдвое. Белов мне и сказал, когда мы в теннис играли. Я так обалдел, что даже гейм ему проиграл на своей подаче. Вот тогда я и орал, наверно. Я всегда ору, когда нервничаю.
— По-моему, вы всегда орете, — заметил Турецкий. — И, кроме того, вы всегда Белову проигрывали.
Навоша стрельнул глазами, но сдержался от очередного повышения голоса.
— Ну и проигрывал. Неважно! Антон говорит: что ж ты, собака, делаешь, я и так последнее отдаю! На науку не хватает! А я даже не понимаю, о чем это он!
— Ага. И вы, хотите сказать, прежде ничего не знали?
— Не знал!
— Я должен поверить?
— Я же сказал, поверите, когда бумаги найдут. Там все…
— Козлов действовал от вашего имени?
— Козлов — собственник этого дома! А дом — архитектурный памятник. А Козлов его приватизировал! А потом сдавал в аренду! Бабло рубил! Моим именем прикрывался! Понятно?
— Гладко выходит. Где Козлов сейчас?
— В больнице. Отдыхает. Только говорить он не может. Временно.
— А что с ним?
— Перелом челюсти… Ну что смотрите? Это я врезал.
Турецкий остолбенел:
— Рехнулись? Вас же посадить могут.
— Да? А я думал, это вы и сажаете… Ничего, выкручусь, — ухмыльнулся Навоша. — Только обещайте мне одну вещь?
— Ну? — неохотно сказал Турецкий, ожидая какой-нибудь юридической просьбы.
— Попробуйте моей «Навошинской» и сравните с вашей столичной. С любой. Да хоть с кристалловской. Только чтобы честно!
Турецкий встал.
— Эй, куда вы? Бумаги еще не привезли!
— Пусть мне их в гостиницу пришлют, — буркнул Турецкий.
Тут ему все было ясно.
— Что это за шум? — сказал вдруг Навоша.
— Я ничего не слышу, — возразил Турецкий, остановившись у самой двери.
И тут же услышал. В каждом ухе словно жужжало по пчеле. Причем этот шум все нарастал. Турецкий подумал: неужели?! А ведь он совсем забыл о разговоре с Меркуловым.
Жужжание все нарастало.
Навоша подозрительно посмотрел на Турецкого. Потом бросился к окну. Турецкий за ним.
На площадь перед зданием администрации опустился вертолет. Он был зеленого цвета, и из него выскакивали бойцы в касках, бронежилетах и с короткими автоматами наперевес. Турецкий насчитал шесть человек. Потом вылез кряжистый немолодой мужик с кислой физиономией и сигаретой в зубах. Это был Вячеслав Иванович Грязнов собственной персоной.
Зрелище оказалось настолько сильным, да и вообще невиданным в здешних краях, что просто парализовало все живое. На жителей Лемежа напал столбняк. У бабушек, торговавших семечками на краю площади, похоже, вымело из мешочков товар.
Лопасти еще работали. Шум стоял сильный. Турецкий, высунувшись из окна, пытался руками объяснить Грязнову, что все в порядке, что никого арестовывать и класть лицом в пол не надо. Кажется, не очень-то получалось. Грязнов решительно двигался ко входу. Все-таки язык тела — не самый совершенный…
— В кои-то веки выбрался из кабинета, — жаловался Вячеслав Иванович полчаса спустя. — Не думал я, конечно, что тут стрелять придется, но хоть косточки размять. И — такой облом…
— Я компенсирую, — пообещал Турецкий. — Здесь за городом есть симпатичный трактирчик. Только обещай, что мы туда полетим.
Глава одиннадцатая
Сначала позвонил Смагин.
— Ну как там? — спросил Турецкий.
— Скоро начнут, — сказал Смагин не слишком уверенным голосом.
— Все будет нормально?
— Да…
— Еще спрашиваю: все пройдет как по маслу?
— Не волнуйтесь, Александр Борисович… Я просто хотел извиниться. С этой беловской квартирой — трудно найти концы. Ее купила фирма недвижимости, а оттуда информацию выковырять…
— Все потом, — оборвал Турецкий. — Сначала сегодняшняя процедура.
Турецкий уже закрывал гостиничный номер, когда позвонил Меркулов:
— Александр, ты что вытворяешь?
— Завтракаю, — с сожалением соврал Турецкий. Есть ему было совершенно нечего. Он только что принял душ, побрился и обдумывал как раз эту проблему: где удовлетворить потребность в хлебе насущном.
— Ты понимаешь, о чем я?
— Настучали? — удовлетворенно констатировал Турецкий.