Сенсация по заказу

— Нет, это было бы заметно. Белов писал ее год назад. Тогда он действительно пытался покончить с собой. Ему показалось, что он — в научном и нравственном тупике и выхода нет. Как можно заметить, записка вполне отвечает таким настроениям. Но когда он готовился покончить с собой, его осенила великолепная научная идея, и все мысли о суициде были отброшены. Записку в память об этой замечательной истории забрал Майзель. На память. Он же ее и подложил.

— Господи?! — схватился за голову генеральный. — Да зачем же?!

— Может, как раз за тем, чтобы вы вот так за голову хватались. Да и я тоже, долгое время. Слава богу, я догадался попросить почерковедов проверить чернила на возраст. Дальше уже кое-как сам размотал. Ну и Май-зель в конце концов раскололся.

— Но почему они так угрюмо молчали все время следствия? — заинтересовался Меркулов. — Вроде бы в их интересах было помочь?…

— Видите ли, Константин Дмитриевич, они все это время работали, и им казалось, что, чем меньше будут знать об их успехах, тем лучше. И ведь у них были на то основания, согласитесь. И им не нужна была огласка. Тем более сенсация. Последнее потребовалось Шляпникову.

— Сенсация по заказу? — хмыкнул Меркулов.

— Вот именно, — подтвердил Турецкий.

Турецкий и Смагин ждали Шляпникова возле его дома. Московская милиция, РУБОП, ФСБ и прочие спецслужбы искали его уже по всей стране. Общественное или, скорее, обывательское мнение склонялось к тому, что с такими деньгами, как у него, можно выйти сухим из воды: просто выйти на Красную площадь и начать разбрасывать пачки баксов… У Турецкого и Смагина на этот счет было другое мнение.

Дом в Архангельском был пуст и опечатан. Сигнализация соответственно отключена. Лариса уехала неизвестно куда, прислуги и след простыл.

Следователи выбрали себе подходящие заросли, из которых просматривались все подходы к центральному входу. Черный был заколочен. Они устроились с комфортом, с собой были термос и бутерброды, а у Турецкого и фляжка с коньяком. И все бы ничего, да пошел дождь. И лил часами, то усиливаясь, то ослабевая, но не переставал.

А Шляпникова видно не было.

— И почему мы решили, что он сюда придет?! — в который уже раз спрашивал себя Турецкий. — Его вся Москва неделю ловит…

— Сан Борисыч, ну мы же все варианты уже сто раз просчитали. Придет он, обязательно придет!

Когда стемнело, Смагину и в самом деле стало казаться, что Шляпников крадется к дому. Турецкому приходилось включать фонарь, чтобы убедить напарника, что это не так.

— Олег, ты женат?

— Нет. Как-то не тороплюсь.

— А девушка есть?

— Александр Борисович…

— Знаю, не мое дело. Не хочешь, можешь не отвечать.

— Да нет тут никакого секрета. Постоянной девушки у меня нет. Не вижу смысла пока с кем-то себя связывать.

— Или просто пока не связывается?

Смагин сказал после некоторых размышлений:

— Вы ошибаетесь. У меня есть опыт, который, правда, не всегда помогает, потому что все люди разные, но… я могу заставить женщину меня полюбить. Мужчина же сразу чувствует, что у него будет с этой женщиной и как она на него реагирует.

— В самом деле? — переспросил Турецкий, пряча улыбку.

— Конечно. И он знает, чем ее покорить.

Турецкий все-таки не выдержал и рассмеялся. Смагин посмотрел на него не без обиды.

— Зря вы, Александр Борисович. Вот вы женаты, вам просто не понять, что сейчас творится.

— А что творится?

— Люди друг друга в вещи превращают, вот что. Покупают и продают. А как у нас это происходит, приобретение вещей? Желая получить радость от обновки, люди чаще выбирают аксессуары, а не одежду. Наш мир переживает всплеск интереса к украшательству и роскоши — в человеческих отношениях в первую очередь. А на самом деле это путь в никуда, распад и стагнация. Вот так!

— Какие, однако, молодой человек, у вас структурированные взгляды!

Турецкий понял: у Смагина начался мандраж, который проявляется в элементарном речевом недержании. Засада!.. Это объяснимо. Нужно отнестись с пониманием, тут самое главное быть терпеливым, но когда нужно, можно, не деликатничая, дать и по шее.

— Александр Борисович…

— Ну что?

— А я вот не понимаю, как в пачку сигарет влезает двадцать штук?

— Чего?!

— Двадцать штук — в пачку сигарет. Как это?

— Что ты несешь, Олег?

— Нет, правда, объясните. Я же знаю, что их там изначально двадцать, но не понимаю, как они вмещаются — в три ряда-то, да еще так плотно. Я бы понял, если бы их было восемнадцать — по шесть, или двадцать одна — по семь, или… Но двадцать? Как это получается, в самом деле?

— О господи!.. — Турецкий пошарил по карманам, но, конечно, пачка была начатая, даже располовиненная. — Ну и вопросики, — пробурчал он. — Ну и вопросики! У тебя по алгебре что было?

— Четыре.

— А по геометрии?

— Пять.

— Уже лучше! И ты, балда, не понимаешь?

— Потому и спрашиваю, — вполне дружелюбно объяснил Смагин.

Турецкий сказал:

— В три ряда — точно. По краям семь. А в середине — шесть. Каждая сигарета из тех, что в середине, лежит между двух сигарет из противоположных краев.

Усек?!

Смагин наморщил лоб.