Сенсация Ричарда Эшли

В кресле сидел капитан Гранфорте, пил его виски и читал рукопись, лежащую у него на коленях. Эшли едва стоял на ногах от усталости. Без единого слова он подошел к столу, налил себе виски и залпом выпил. Налил еще, разбавил водой, поставил бокал на ночной столик и плюхнулся на кровать, заложив руки под голову и глядя в потолок.

Гранфорте с улыбкой наблюдал за ним.

— Устали, мой друг?

— Да.

— В учебниках пишут, что подозреваемого надо допрашивать именно в этот момент, когда он устал и его нервы на пределе.

Эшли закрыл глаза. От выпитого виски по телу растекалось приятное тепло. Ему не хотелось спорить с Гранфорте. Он может задавать вопросы до посинения, но едва ли получит хоть один ответ.

— Однако, имея дело с умным человеком, прожившим немало лет и многое повидавшим, лучше отложить учебник в сторону, а отнестись к нему с тактом и уважением. Я отлично понимаю, что могу докучать вам хоть до утра, но ни на шаг не приближусь к истине.

— Мудрые слова, капитан. — Эшли приподнялся на локте, отпил из бокала и вновь лег на подушки.

— Пока мы беседовали, один из моих людей обыскал вашу комнату. Но не нашел ничего занимательного, кроме вот этого. — Гранфорте постучал пальцем по рукописи. — Я достаточно хорошо читаю по-английски, чтобы понять, о чем идет речь.

— Но вы-то искали совсем другое, — заметил Эшли.

— Да. Но теперь мне понятно, что искали вы. В рукописи есть пропуски с краткими примечаниями: «Вставить фотокопию 1», «Вставить фотокопию 2», — и так далее. Я бы хотел оставить этот документ у себя.

— Вы возьмете его, что бы я ни сказал. Но учтите, что в римском корпункте моей газеты есть два экземпляра.

— Которые ждут только фотокопий, чтобы пойти в печать. Так?

— Так. А теперь, пожалуйста, потрудитесь уйти и дайте мне отдохнуть.

— Шантаж — весьма нелицеприятное занятие.

— Шантаж! — Эшли сел. — Вы решили, что я собрался шантажировать Орнанью?

— Это логичное умозаключение, господин Эшли. — Он поднял руку, останавливая поток горячих возражений. — Посудите сами. С какой стати итальянский аристократ, богатый и влиятельный, будет притворяться другом американского журналиста, который, судя по этому документу, намерен втоптать его в грязь? Почему он предлагает защиту и гостеприимство любовнику своей жены?

— Вы не имеете права так говорить!

— Неужели? — иронически улыбнулся Гранфорте. — Вы сами сказали, что ездили в «Уединение», место встреч влюбленных, и провели там, по вашим собственным словам, два часа. Мои люди с помощью фонаря обнаружили отпечатки протектора вашей машины, ведущие к храму. Нашли они и примятую траву. О чем я, по-вашему, должен подумать?

Эшли упрямо покачал головой.

— Я не шантажист. И не убийца.

— У вас есть мотивы и для того, и для другого. Убийство давало вам возможность получить документы, позволяющие отнять у Орнаньи его состояние и жену.

— Вы понимаете, что это значит? Вы обвиняете Козиму в соучастии в преступлении.

— Я не исключаю и этого.

Эшли наклонился вперед и закрыл лицо руками. Он понял, что проиграл. Куда бы он ни повернулся, везде стояли сети, а вырытые в земле ловушки поджидали его неверного шага. Он едва не рассказал капитану всю правду, но вовремя одумался. Что могли изменить слова? Все сказанное им переиначат и обратят против него. Оставалось только идти по кривой дорожке и надеяться, что где-то впереди забрезжит свет. Эшли поднял голову и взглянул на капитана Гранфорте.

— Вы намерены арестовать меня, капитан?

Странное выражение мелькнуло в глазах полицейского.

— Вы этого хотите?

— Я слишком устал, чтобы чего-то хотеть. Гранфорте покачал головой.

— Если вы понадобитесь мне, дорогой друг, я знаю, где вас найти. Покойной ночи и золотых грез!

Гранфорте встал, допил виски, надел фуражку, сунул рукопись под мышку и вышел из номера.

Ричард Эшли, не раздеваясь, так и лежал на кровати, разглядывая потолок. Наконец-то он один, недостижимый для злобы и голосов инквизиторов. Теперь он может подумать и попытаться сложить воедино кусочки картинки-головоломки.

Первым и наиважнейшим куском, вокруг которого должны выстраиваться все остальные, являлось родство Энцо Гарофано и Елены Карризи, секретарши и любовницы Орнаньи. Разница в фамилиях ничего не значила. Любой человек мог изменить как имя, так и фамилию, хотя было бы небезынтересно узнать, зачем это сделал Гарофано.

Не тот ли это источник, откуда появились письма и их фотокопии? Секретарша, к тому же и любовница, имеет доступ к личным бумагам своего босса. Но почему женщина хочет погубить мужчину, который содержит ее? Ревность? Действительно, Орнанья показал себя непостоянным и безжалостным любовником. В преддверии выборов он мог разорвать компрометирующую его связь. Все-таки перед ним маячила перспектива министерского портфеля. А Италия — страна, где не одобряют внебрачных связей. Этим, возможно, и объясняется появление Таллио Рацциоли. Аристократ устраивает семейную жизнь брошенной любовнице.