Сэнсэй II. Исконный Шамбалы

Я перевела взгляд на Сэнсэя. И меня осенило. Я поняла, что же послужило истинной причиной этого внезапного шторма. Это была отнюдь не природная аномалия, как полагал мой разум, пребывая в панике. Это, несомненно, свершила мысль человеческая! И хоть мой разум где-то на втором плане продолжал сопротивляться такой догадке, но что-то глубинное внутреннее, знавшее о мире гораздо больше, чем может выразить мой материальный мозг, именно оно давало возможность понять истинную причину происходящего. Я была просто поражена, насколько же могущественна в действительности воля Человека, обладающего знаниями, перед которым становятся покорными даже силы стихий! Насколько огромные возможности и способности заложил Бог в каждом из нас. Но разве мы можем во всей своей полноте оценить Его дар, избрав для себя жизнь червя в темноте собственного эгоцетризма? Разве мы способны понять Его истинную Любовь к нам, если кроме себя мы больше никого вокруг не замечаем? Одна показуха, один обман и в этом жизнь проходит. Червь, он и есть червь. Был, и нет его, даже стихии не нужны, жизнь и так под своим каблуком раздавит.

Природа успокоилась. Однако никто из нас не шевельнулся с места, видимо, сильно потрясённые пережитым явлением. Луна освещала своим жутким, холодным светом тот творящейся на побережье хаос, что оставила после себя стихия. И в этой, казавшейся нам совершенно нереальной, тишине неожиданно раздался голос Сэнсэя.

− Неплохо бы костёрчик развести, согреться…

Такие простые житейские слова, словно выбили нас из состояния ступора. Все с удивлением обернулись на Сэнсэя. А он, сняв свою промокшую до нитки рубашку, стал выкручивать её, выжимая струйки морской воды.

− Я говорю неплохо бы костёрчик развести, да трошки просохнуть, − повторил Сэнсэй, заметив наши изумлённые лица.

Эта фраза, что называется, окончательно привела нас в чувства. Старшие ребята молча зашевелились, отыскали в уцелевших палатках фонарики и разбрелись по берегу в поисках сухих дров, поскольку всё, что мы запасли, либо сгорело, либо было мокрым. Оставшаяся компания столпилась около Сэнсэя, словно это являлось самым безопасным местом на всём побережье.

− Может не надо костёрчик, − осторожно высказал своё мнение Николай Андреевич. − Может безопаснее переехать в город? Явно на море где-то грозовой фронт, и это были первые порывы. Не исключено, что они повторятся.

На что Сэнсэй добродушно ответил:

− Расслабься, доктор. Сейчас чайку вскипятим, просохнем маленько. А там и видно будет.

− Ну, как знаешь, − с сомнением в голосе проговорил Николай Андреевич.

Вскоре наши мокрые вещи уже были развешаны на верёвках заново укреплённых палаток. А мы, переодевшись в сухую одежду, сидели на новом месте, подальше от моря, греясь у костра и ожидая, когда закипит чайник. Как ни странно, но вопреки обстоятельствам, настроение у меня было просто отличным. Словно открылось второе дыхание, снизошло какое-то вдохновение, благодаря которому душа просто пела, так было хорошо и спокойно.

Как только вода закипела в чайнике, мы с Татьяной заварили ароматный чай из душицы и мелисы. Вытащили из наших съестных уцелевших припасов по настоянию доктора липового мёда для профилактики простуды. И соорудили небольшой ужин с этим угощением, вернее будет сказать «ночник-пикник».

Когда уже первые капли благодатного чая стали растекаться по организму, распространяя своё тепло, Николай Андреевич, уже расслабившись, проговорил:

− Вот это ураган был! Вот это стихия! Надо же, насколько интересна психология человека в экстремальных ситуациях. Всё-таки одно дело теория, а другое − практика, да ещё собственная.

− Да уж, − усмехнулся Сэнсэй. − Рассуждать, не действовать.

− И главное как быстро меняются ценности человека, − возбуждённо продолжал психотерапевт. − Когда усматриваешь малейший шанс спасти себя и других, единственной ценностью становится жизнь. Но в последние минуты, как только опасность стала неотвратимой… странно, теряется ценность жизни, ценность этого тела! А внутри… поразительно… ясность и полный покой, какое-то необыкновенное, удивительное чувство расширения сознания…

Сэнсэй довольно улыбнулся и прервал рассказ Николай Андреевича на самом интересном для меня месте. Оказывается, не только я испытывала подобные несовместимые с экстремальной обстановкой ощущения.

− Доктор, оставь в покое самоанализ. Пусть душа насытится этим мгновением «здесь и сейчас».

Николай Андреевич внимательно посмотрел на него и с улыбкой кивнул, точно поняв то, что в слух не было произнесено.

Некоторое время мы сидели молча, растягивая удовольствие от кружки горячего чая. Я по-прежнему испытывала какое-то необъяснимое внутреннее наслаждение этой тишиной. Поистине это потрясающее ощущение «райского» покоя начинаешь по-настоящему ценить после того, как побываешь в самом «пекле». По мере того, как народ возвращался в привычное русло своего сознания, начала возобновляться и прерванная дискуссия.

− Нет, ну надо же такая буря, такой кошмар! − вместе со всеми не мог успокоиться Виктор.