Сент-Экзюпери, каким я его знал…

Дорогой Леон Верт,

Я только этим вечером узнал от Консуэло, что Вы были больны и, несмотря на неподходящий час, пришел справиться о Вас. Извинитесь за меня перед Нана, я ее разбудил!

Я очень обрадовался, узнав, что Вам лучше.

Ваш Тонио.

Дорогой Верт,

Я заходила проверить,

как ведет себя сердце

моего друга Леона Верта?

Оно спешит – в редакцию газеты…

Консуэло.

Дорогой Леон Верт, статья Поллеса[17] обескураживает и огорчает меня. Мне бы очень хотелось, чтобы Вы подтвердили, что я не такой мерзавец, каким представлен в этой публикации! Прилагаю записку для Корню, мне бы очень хотелось, чтобы Вы передали ее ему, если только она не покажется Вам слишком глупой.

Мы перебазируемся! Здесь нас удерживает только снег, из-за него мы не можем подняться в воздух. Так что когда Вы снова навестите меня где-то в другом месте, то уже не увидите ни прежней столовой, ни моей бесподобной архиепископской комнаты. Другая фермерша будет разводить мне огонь, и во дворе будут разгуливать другие утки. Это грустно. Здешних я уже почти приручил. И мне так нравились и моя печурка, и мой пуховик, и красные изразцы…

Словом, вся эскадрилья сидит в ожидании.

А все из-за наступления (?) на Бельгию. И нам придется перебираться в другое место, колонизовать других туземцев, приручать других уток, летать над другим сектором. (Адрес, разумеется, останется тот же: полевая почта 897.)

Все это, Леон Верт, довольно странно и немного грустно.

Да и вся эта война немного странная и грустная.

До свидания, Леон Верт, Вы мне очень дороги.

Тонио.