Сент-Ив

Но экипаж уже тронулся, обдав меня грязью. Я остался один среди неприветливой большой дороги. Я смотрел на маленькие красные глазки экипажа, постепенно исчезавшие вдали. Вскоре раздался стук приближавшихся колес, и я рассмотрел две пары желтых огоньков, несшихся со стороны Эдинбурга. Я успел перескочить через загородку на залитый дождем луг и присел на корточки. Вода проникала сквозь мои бальные башмаки. И вот среди дождя мимо меня промчались две кареты. Кучера с ожесточением гнали лошадей.

Глава XXXII Пятница. Гордиев узел разрублен

Я вынул часы, слабый луч луны, прорвавшийся из-за облаков, упал на циферблат. Без двадцати минут два! «Половина второго и темное сумрачное утро!» Я вспомнил протяжный голос сторожа, произнесший эти слова в ночь нашего бегства из замка, и воображаемое эхо его восклицания прозвучало в моем мозгу, словно отметив минуту, заключившую собой целый цикл событий. Мне предстояло пережить семь ужасных часов, так как Флора должна была прийти не ранее восьми. Я остался во тьме, под дождем на склоне холма. Восхитительная старая Гилькрист! Я завернулся в плащ этой спартанки и, съежившись, сел на камень. Дождь лил мне на голову, тек по носу, наполнял бальные башмаки, игриво струился вдоль спины.

В течение всей ночи ветер выл в оврагах; по склону горы журчали потоки воды. Большая дорога лежала у моих ног, она проходила ярдов на пятьдесят ниже камня, на котором я сидел. После двух часов (как мне казалось) близ Суанстона мелькнули огоньки, они приближались ко мне. Вскоре я увидел две проезжавшие наемные кареты и услышал, как один из кучеров бранился; из его слов я заключил, что мой кузен прямо с бала отправился в гостиницу и лег спать, предоставив своим наемникам преследовать меня.

Я то дремал, то бодрствовал, наблюдал за движением луны, окруженной туманным кольцом, но видел также красное лицо и угрожающий указательный палец мистера Ромэна, я объяснял ему и мистеру Робби, что невозможно отдать все мое наследство под залог простой метлы, что необходимо принимать в соображение существование модели скалы и замка, которая висела у меня на цепочке. Потом я и Роулей промчались в малиновой карете через целое облако реполовов… Тут настоящее чириканье птиц разбудило меня. Над горами брезжил белый рассвет.

У меня почти не оставалось сил терпеть долее. Холод и дождь доводили меня до бреда, голод и бесплодные сожаления о собственном безумии терзали мое сердце. Я встал с камня, все члены мои оцепенели, я чувствовал тошноту, страдал телом и душой. Медленно спускался я к дороге. Осматриваясь кругом, чтобы отыскать какие-нибудь признаки сыщиков, я на значительном расстоянии заметил мильный столб с каким-то объявлением. Ужасная мысль! Неужели я сейчас прочту, во что оценена голова Шамдивера! Что же, по крайней мере, я увижу, как описывают они наружность этого беглеца, мысленно сказал я себе. Тем не менее ужас приковывал мой взгляд к белому клочку бумаги. И подумать, что я воображал, будто после холодной ночи ничто уже не заставит пробежать по моей спине дрожь озноба. Подойдя к столбу, я увидел, что ошибся. На бумаге стояло: «Необычайное поднятие на воздух на гигантском воздушном шаре „Лунарди“. Профессор Байфильд (имеющий диплом), экспонент аэростатов, имеет честь известить благородную публику Эдинбурга и его окрестностей, что»…

Я был глубоко поражен, поднял руки, расхохотался, но мой хохот закончился рыданием. От слез и смеха мое отощавшее тело дрожало как листок. Я проделывал замысловатые движения, хохот неудержимый и бессмысленный заставлял меня шататься; внезапно умолкнув среди припадка хохота, я прислушался к странному звуку своего же собственного голоса. Следует только удивляться, что у меня нашлось достаточно соображения, чтобы добраться до назначенного Флорой места свидания. Впрочем, трудно было и ошибиться. Низкий холм резко вырисовывался на небе, на нем виднелась группа елей и к западу его гребень понижался, образуя линию, похожую на линию спины рыбы. Около восьми часов я пришел в назначенное место. Каменоломня лежала с левой стороны дорожки, которая проходила через холм с северной стороны. Мне незачем было показываться на северном склоне. Я отошел ярдов на пятьдесят от дорожки и стал прогуливаться взад и вперед, от нечего делать считая шаги. Скатился камень, послышались легкие шаги, сердце мое забилось. Она! Она приближалась, и все зацвело кругом, точно под ногами ее тезки богини. Уверяю вас, как только Флора пришла, погода стала меняться. Голову и плечи девушки покрывал большой серый платок, из-под него она достала маленькую миску и, подав ее мне, заметила:

– Вероятно, мясо еще теплое, потому что, как только я сняла его с плиты, так сейчас же обернула салфеткой.