Сент-Ив

Мало-помалу я приближался к Вэкфильду; имя мистера Берчеля Фенна все чаще и чаще приходило мне на ум. Этот человек (как, вероятно, читатель не забыл) помогал французским беглецам. Я не знал, как принимался он за дело. Была ли у него вывеска: «Тут помогают беглецам, обратитесь в дом», какую плату брал он за свои услуги или не оказывал ли помощи даром, во имя милосердия. Все это было мне совершенно неизвестно и крайне занимало меня. Я хорошо владел английским языком, свободно располагал деньгами, переданными мне мистером Романом, а потому обходился довольно хорошо и без Берчеля Фенна; однако я не мог быть спокойным, не разгадав всех этих тайн, и главным затруднением для уразумения их служило то обстоятельство, что мне было известно только имя этого человека, больше же ровно ничего. Я не знал, чем занимается он кроме помощи бежавшим, не знал, беден ли Фенн или богат, живет ли в деревне или в городе, не мог даже сообразить, как обратиться к нему, чтобы заслужить его доверие. Было бы очень неблагоразумно идти вдоль дороги и справляться у всех и каждого о человеке, о котором я мог сказать так мало, это было бы очень подозрительно, а если бы я явился в его дом как раз в то время, когда его заняла полиция, я поступил бы как глупец. Тем не менее желание разрешить загадку увлекало меня, и я свернул с прямой дороги, чтобы пройти через Вэкфильд; я насторожил уши, надеясь услышать имя Фенна, а во всем остальном полагался на мою счастливую звезду. Если удача (это божество должно быть женского рода) доставит мне встречу с Фенном, рассуждал я, буду благодарен ей от души, в противном же случае – не стану долго горевать. Конечно, можно считать чудом, что я, находившийся в положении человека, делающего опыт, мог довести задуманное до счастливого конца; многие святые календари имеют право пожелать стать на место Сент-Ива.

Я переночевал в Вэкфильде в хорошей гостинице, позавтракал при свете свечи за одним столом с пассажирами дилижанса, шедшего на север, затем двинулся вперед, очень недовольный собой и всем окружающим. Было еще раннее утро; в воздухе чувствовались резкость и холод; солнце стояло низко и вскоре скрылось под широкой завесой дождевых облаков, собравшихся на северо-западе, а затем затянувших все небо. Полились светлые струйки дождя, послышалось журчание воды в стоках и в канавах; я уже ожидал, что мне придется промокнуть насквозь и целый день мучиться, чувствуя на своем теле мокрое платье: ощущение сырости я ненавижу, как кошка! Вдруг на повороте дороги при свете последнего луча солнца, пропадавшего в тучах, я заметил небольшой закрытый фургон невиданной мною формы; экипаж, запряженный двумя клячами, медленно двигался передо мной. Все, что может заставить пешехода забыть неприятности, которые ему готовит дождливый день, крайне интересно для него; я ускорил шаги, чтобы нагнать странную фуру.

По мере того, как я подходил к ней, вид ее поражал меня все больше и больше. Экипаж походил на фургончики, которые, как я слыхал, бывают у продавцов ситца. На двух колесах стоял ящик, спереди были устроены козлы для кучера. Ящик закрывался дверью, и в нем могло бы поместиться большое количество материи или (в случае крайности) человек пять. Но если бы человеческим существам было суждено путешествовать в такой коробке, я от души пожалел бы их. Им пришлось бы ехать в темноте (в ящике не было ничего похожего на окошко), их бы трясло всю дорогу, как мы трясем банку, наполненную лекарством, потому что экипаж не только казался до крайности неуклюж на вид, но еще был плохо уравновешен на одной оси и сильно качался. Вообще, если в моей голове и промелькнула мысль, что фургон мог служить каретой, я сейчас же разуверял себя в том; тем не менее, мне очень хотелось узнать, что заключается в нем и откуда он едет. На колесах и на лошадях виднелось множество брызг дорожной грязи различных цветов, так что можно было подумать, что странный экипаж приехал издалека и пересек различные области страны. Кучер постоянно и безуспешно хлопал бичом. По-видимому, был сделан длинный переезд, очень вероятно продолжавшийся целую ночь, и теперь, в этот ранний утренний час (стрелка моих часов перешла немного за восемь), кучер чувствовал, что он запоздал. Я поискал имя владельца на дышле и вздрогнул, прочитав: «Берчель Фенн». Счастье улыбалось беззаботному человеку.

– Дождливое утро, братец! – сказал я.