Сент-Ив

Тут Сим вытащил из-под пледа непрозрачную бутылку, и мы все трое выпили за здоровье друг друга. Оказалось, что в подобных случаях сии джентльмены следуют весьма строгому этикету, который я, разумеется, поспешил у них перенять. Каждый утирал губы тыльной стороной левой руки, правой поднимал бутылку, произносил с чувством: «Ваше здоровье!» — и отпивал из бутылки сколько душа требовала. Эта скромная церемония, в которой как-никак проявлялось нечто отдаленно напоминавшее любезность, повторялась через подобающие промежутки времени, обыкновенно после восхождения на очередной перевал. Порою мы закусывали овечьим сыром и никогда мною дотоле невиданным хлебом, который, насколько я понял (но честью своей в том не поручусь), носит название лепешек стригаля. И в первый день этим, можно сказать, и ограничилось все наше общение.

И вновь меня поражал унылый, пустынный облик этого края, по которому час за часом и день за днем вилась дорога, проторенная гуртами. Опять и опять все те же однообразные, поросшие кустарником лохматые холмы, изборожденные несчетным множеством ручьев, через которые нам приходилось перебираться вброд и на берегу которых мы располагались на ночлег. Бесконечные вересковые пустоши, изобилие куропаток; там и сям над ручьем купы ив или серебристых берез; там и сям развалины не блиставших пышностью старинных замков — вот и все, что мы видели вокруг. Изредка, да и то вдалеке, мы различали дымки какого-нибудь селения или одинокой фермы, а порою два-три домишка посреди вересковой пустоши; несколько чаще поодаль виднелось стадо овец и при нем пастух или попадалось кое-как возделанное, зачастую еще не убранное поле. Если не считать этих разнообразящих картину пятен, можно сказать, что мы шли сплошь пустыней, и притом одной из самых убогих в Европе; когда я вспоминал, что мы находимся всего в нескольких лье от главного города (где каждодневно заседают суды, спеша решить неотложные дела, солдаты охраняют крепость, а те, кому положено, сочиняют книги или занимаются науками), передо мною представал удивительный облик нищей, бесплодной и однако же прославленной земли. И, вероятно, тем более следовало отдать должное мудрости миссис Гилкрист, которая отослала меня с этими неотесанными спутниками и по этой безлюдной дороге.

Маршрут наш был мне совершенно неясен: названия мест и расстояния я и тогда едва ли ясно себе представлял, а теперь и вовсе позабыл; и это тем огорчительней, что в те дни я, без сомнения, проходил и останавливался на отдых и на ночлег в тех местах, которые прославил своим пером Вальтер Скотт. Более того, мне кажется, я был еще щедрее взыскан судьбою: я даже видел этого несравненного сочинителя и беседовал с ним. Нам повстречался высокий, дородный пожилой господин, чьи волосы были уже тронуты сединою, с чертами лица резкими, но полными веселости и обаяния. Он сидел верхом на малорослой горной лошадке, на плечи у него поверх зеленого камзола наброшен был плед, и сопровождала его, также верхом, очаровательнейшая молодая дама, его дочь. Они догнали нас на вересковой пустоши, придержали коней и добрую четверть часа ехали рядом с нами, а потом поскакали влево и скрылись меж холмов. Велико было мое удивление, когда, услыхав приветствие этого странного джентльмена, неприступный мистер Сим сей же час оттаял, а всадник дружелюбно и просто с ним поздоровался и принялся рассуждать о том, как идет торговля, каковы нынче цены на скот, и не побрезговал взять неизбежную понюшку табаку из протянутого ему бараньего рога. В скором времени я почувствовал взгляд незнакомца на себе, и за этим последовал разговор, часть которого я волей-неволей услыхал, а чего не услыхал, более или менее точно восстановил затем по рассказу Сима.

— Ваш третий гуртовщик, должно быть, из любителей? — вроде бы спросил всадник.

Сим отвечал, что я из господ и что у меня есть свои причины путешествовать уединенно.

— Ну-ну, не хочу ничего такого слышать. Вы ведь знаете, я на службе закона, так что уж лучше мне оставаться в неведении, — отвечал пожилой джентльмен. — Но, надеюсь, ничего дурного за ним не числится.

Сим объяснил, что я всего лишь не уплатил вовремя долга.

— О господи, хорошо ежели бы так! — воскликнул незнакомец и, оборотясь ко мне, продолжал: — Что ж, сэр, сколько я понимаю, вы странствуете пешком по нашим краям ради собственного удовольствия?

— Вы угадали, сэр, — отвечал я, — и, должен признаться, это весьма занимательно.

— Завидую вам, — сказал он. — Я и сам, когда был помоложе, немало миль отшагал по этим местам. Здесь повсюду, под каждым кустиком вереска, покоится моя юность, точно душа лиценциата Луциуса. Но вам бы нужен гид. Прелесть этой страны тащится прежде всего в ее преданиях, а их здесь, что куманики, тьма-тьмущая.