Сент-Ронанские воды

А приезд ее предвещал дело чрезвычайной важности. Мег была особой, весьма и весьма неохотно покидавшей свой дом, где — во всяком случае, по ее личному мнению — ничто не шло как следует без ее неусыпного надзора. Поэтому, как ни ограниченна была ее орбита, Мег крепко держалась в центре ее, и как ни малочисленны были ее сателлиты, они вынуждены были совершать свои обороты вокруг нее, она же пребывала на месте. И едва ли сам Сатурн так удивился бы, нанеси ему Солнце мимоходом свой визит, как поражен был мистер Байндлуз этим нежданным-негаданным посещением своей старинной приятельницы. Он прикрикнул на клерков, пресекая их неуместное любопытство, тут же приказал старой Ханне, своей экономке (мистер Байндлуз был закоренелый холостяк), накрыть стол в зеленой гостиной и, продолжая на ходу отдавать распоряжения, вскоре оказался около повозки Мег, быстро отстегнул кожаный фартук, опустил верх и сам помог своему старому другу выйти из уиски.

— Неси-ка лакированную чайную шкатулку, Ханна, да завари самого лучшего чаю, да вели Тиб разжечь камин — утро что-то сыровато… А вы проваливайте отсюда, лентяи, нечего вам хихикать в окнах; смейтесь лучше над собственными пустыми карманами — вам не скоро удастся набить их, негодяи вы этакие!

Все это почтенный стряпчий проговорил, как мог бы сам выразиться, in transitu[43], остальное досказал уже у самой повозки.

— Ай-ай-ай, миссис Додз, неужто это вы in propria persona?[44] Вот уж не ждал вас в такую рань! Как поживаете, Энтони? Так вы, значит, Энтони, опять стали ездить? Ну-ка, Энтони, пособите мне отстегнуть фартук, вот так. Обопритесь на мою руку, миссис Додз, помогите и вы хозяйке, Энтони. Поставьте лошадей в конюшню, мои молодцы дадут вам ключ. Очень, очень рад, миссис Додз! Вот наш старый городишко и дождался, что вы опять ступили на его мостовую. Пожалуйте сюда, сейчас мы соорудим какой-нибудь завтрак, а то вам, верно, пришлось раненько подняться сегодня.

— Сколько хлопот я вам причиняю, мистер Байндлуз! — говорила старая леди, под руку с хозяином входя в дом. — Беда, сколько хлопот, да мне никакого покою не стало бы, коли я не посоветовалась бы с вами об одном важном деле.

— Рад служить вам, мой старый друг, — сказал стряпчий. — Да присядьте, присядьте же, дорогая миссис Додз, ведь ни обед, ни обедня делу не вредят. Вас, поди, утомила поездка, а одним духом жив не будешь, миссис Додз, надо подкрепить и плоть. Не забывайте, пожалуйста, что ваша жизнь для нас драгоценна, миссис Додз, вам надо беречь свое здоровье.

— С чего это моей жизни быть драгоценной? — воскликнула Мег Додз. — Ну, что вы, мистер Байндлуз! Вы, верно, смеетесь надо мной. Кому вздумается пожалеть о старой сварливой трактирщице, мистер Байндлуз? Разве один-два нищих вспомнят меня, да, может быть, мой дворовый пес: за ним, беднягой, уж не будет без меня такого хорошего ухода.

— Что вы, что вы, миссис Додз! — с дружеским упреком сказал адвокат. — Вашему старому приятелю обидно слушать, когда вы так неуважительно говорите о себе. И зачем вам покидать нас? За последний десяток лет вы, по-моему, еще никогда так хорошо не выглядели, благодарение Господу. Но, может быть, вы решили привести в порядок свои дела, как надлежит предусмотрительной женщине и хорошей христианке? Ох, это ужасно — скончаться без завещания, если нам дано было время подумать о нем.

— Хорошо, хорошо, я, пожалуй, как-нибудь на днях подумаю об этом, мистер Байндлуз. Но сейчас-то я приехала не за этим.

— За чем угодно, миссис Додз, вы здесь всегда желанная гостья, и у нас весь день впереди, чтобы обсудить любое дело — festina lente[45], как выражаемся мы, юристы, обсудить целиком и полностью. А вот и чай для вас — Ханна, я надеюсь, заварила его вам по вкусу.

Мег отхлебнула чаю, признала искусство Ханны в таинствах китайского зелья, сделала еще глоток, потом попробовала съесть кусочек хлеба с маслом, но все это без особого успеха: несмотря на уверения стряпчего о ее прекрасном виде, миссис Додз в действительности выглядела так, будто вот-вот совсем разболеется.

«Черт побери, что тут кроется?» — подумал стряпчий. В своем деле, требовавшем острой наблюдательности, он собаку съел, и от него не ускользнули эти явные признаки волнения.

— Никогда я не видал, сударыня, чтобы вы принимали какое-нибудь из ваших дел так близко к сердцу. Не обанкротился ли должник, на которого у вас лежит вексель? Или, может быть, собирается обанкротиться? Ничего, не горюйте, небольшую потерю вы можете себе позволить. А дело, видно, не грозит вам большими убытками, не то я уже прослышал бы о нем.

— По правде говоря, дело идет как раз о потере… Что бы вы сказали о потере друга, мистер Байндлуз?