Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

Высоко отозвался о стихах И.И. Новгород-Северского литературовед проф. М. Гофман: «Ив. Новгород-Северский – поэт совершенно особенный, не похожий ни на кого другого, ни на предыдущих поэтов, ни на своих современников, но настоящий Божьей Милостью Поэт».

НУВЕЛЬ (NOUVEL) ВАЛЬТЕР ФЕДОРОВИЧ,

26.01.1871–13.04.1949

Вальтер Федорович Нувель был до революции композитор-любитель, эстет и чиновник особых поручений канцелярии Министерства императорского двора. Он посещал в Петербурге самые разнообразные сборища богемы. Поэт Владимир Пяст так описал его в своих мемуарах: «Человек маленького роста, с довольно большими усами, эстет с ног до головы, одетый с особым изяществом, куривший особенные папиросы…»

Неудивительно, что именно такой человек попал вскоре в окружение Сергея Дягилева, вошел в «мозговой трест» его антрепризы, а позднее написал книгу о Дягилеве. Все звали его в окружении Дягилева «Валечка Нувель».

НУРЕЕВ РУДОЛЬФ,

1938–1992

Под этим ни на одно не похожим здесь надгробьем, под каменной мозаикой восточного ковра, покоится один из самых славных танцовщиков и балетных постановщиков минувшего века – Рудольф Нуреев. «Бедный татарский мальчик» из семьи отставного замполита, родившийся в поезде близ берегов Байкала, увидел в пору голодного детства в Уфе свой первый балет (самый голодный год моего детства и первый в жизни увиденный мною балет тоже пришлись на холмистую Уфу, но это не привело меня на сцену, так что не будем преувеличивать роль детских впечатлений) и возмечтал стать танцовщиком. Он и стал им благодаря таланту, упорству, честолюбию, дерзости. Танцевать учила его в Уфе ссыльная дягилевская балерина. Потом были Уфимский театр оперы и балета и новая большая победа: он поступил в славное балетное училище в Ленинграде. И вот уже сцена Кировского балета, мечты о дальних странствиях (знакомые вспоминали его заносчивую фразу: «Я буду танцевать в «Гранд-Опера», а вы будете всегда тут коптеть») и, наконец, его первые гастроли в Париже. Здесь он (едва ли не единственный из танцовщиков, кто удосужился выучить хоть один «иностранный» язык – английский) знакомится с французскими коллегами, с высокопоставленными балетоманами и юной поклонницей из богатой чилийской семьи (Кларой Сент). Он днем и ночью бродит в их компании по Парижу, покупает театральные парики, и те, кому положено следить за «поведением советского человека за границей», решают, вместо продолжения его выступлений в Лондоне срочно отправить Нуреева назад в Россию. Ему сообщают об этом перед самым отлетом, уже в аэропорту Ле Бурже, откуда труппа улетала в Лондон. По просьбе Нуреева французские друзья, пришедшие на проводы, вызывают в аэропорт Клару Сент, а она предупреждает местную полицию, что ее русский друг хочет просить политического убежища во Франции. Полицейские входят в кафе и пристраиваются у стойки, но Нуреев сидит неподалеку в зале под охраной двух дюжих стражей. Прыжок в аэродромном кафе становится одним из самых важных па в жизни танцовщика. Этим отчаянным прыжком к свободе Нуреев преодолевает расстояние от стула до стойки. Прежде чем его стражи опомнились, Нуреев успел воззвать к французскому закону, требуя свободы…

Судьба его сложилась на Западе счастливо. По выражению одного из биографов (о нем написано больше дюжины книг и сотни статей), Нуреев, подобно Анне Павловой, не гастролировал разве что в Антарктике. Успех его на величайших сценах мира был триумфальным, у него были великие партнерши (вроде Марго Фонтейн), и уже через два года после бегства он поставил в лондонском Королевском балете сцену из «Баядерки» и стал видным постановщиком. Чуть не десять лет кряду был он балетмейстером парижского Пале Гарнье (того самого, что у нас называют Гранд-Опера). Он богател, покупал виллы, поместья, дома, квартиры, острова, картины… У него были три большие любви (к мужчинам, как водится у выпускников балетных школ) и множество увлечений. Он небрежно отмахнулся от смертельной угрозы СПИДа – и пал его жертвой…

В 1992 году, изможденный болезнью, он ставил в Париже балет «Баядерка». Тот самый, в котором он, еще танцовщиком Кировского театра, в последний вечер перед побегом танцевал в Париже – в июне 1961 года. Теперь Нуреев принял поздравления (и орден), лежа на походной койке. Его воистину устрашающая фотография, помнится, появилась тогда во всех французских газетах. Он казался олицетворением СПИДа…

Поклонники балета или просто собратья по сексуальному предпочтению до сих пор устраивают панихиды на его могиле. Нуреев завещал учредить на его деньги стипендии для танцовщиков и передать часть его наследства на медицинские исследования. Денег, конечно, хватило ненадолго.