Сентябрь

— С моей точки зрения, ни малейшей. Он очень славный мальчик, я уверен, что мы бы с ним многого добились. Лично я буду всегда рад снова видеть его у нас. Но… — он опять замялся и продолжал, с особой осторожностью, как показалось Эдмунду, подбирая слова: —…понимаете, Эдмунд, время от времени к нам в Темплхолл попадают мальчики, которым лучше еще побыть дома. Я недостаточно долго общался с Генри и не берусь утверждать с уверенностью, но у меня впечатление, что и он принадлежит к числу таких детей. Я не хочу сказать, что он инфантилен, просто он еще не готов к жизни в школе-интернате.

— Д-да. Я понимаю.

— Подумайте пару дней. И пусть Генри побудет дома, пока вы решаете. Помните, что сам я хотел бы видеть его здесь. Я не уклоняюсь от ответственности, не отрекаюсь от взятых на себя обязательств. Но я серьезно советую вам пересмотреть прежнее решение.

— Пересмотреть и — что?

— Поместить его обратно в местную начальную школу. Судя по всему, это вполне хорошая школа, она дала ему основательную подготовку. А когда ему исполнится двенадцать, вы сможете вернуться к этому вопросу.

— Вы говорите в точности то же, что и моя жена твердила весь последний год.

— Мне очень жаль, но, оглядываясь назад, я склонен считать, что она, пожалуй, была права. И что мы с вами оба ошибались и виноваты…

Они побеседовали еще, договорились созвониться через пару дней и, наконец, распрощались.

Он принадлежит к числу таких детей. Он еще не готов к жизни в школе-интернате. Мы с вами оба ошибались.

Ошибались. Он ошибался. Это слово с каждым повтором впивалось в мозг, как гвоздь в доску под ударами молотка. Твоя жена права, а ты не прав, ты ошибся. Прошло несколько минут, прежде чем Эдмунд до конца осознал, что это значит и что из этого следует. Он сидел за письменным столом и медленно, болезненно осваивался с мыслью, что едва не довел до серьезной беды. Подобные мысли были ему внове, и на их осознание требовалось время.

Но потом он все-таки справился с собой и встал из-за стола. Огонь в камине прогорел. Эдмунд перешел через всю комнату, подложил несколько поленьев и развел огонь, как один раз уже делал сегодня, сразу по возвращении домой. Когда сухие дрова разгорелись и языки пламени весело заплясали под дымоходом, он вышел из библиотеки и вернулся в кухню.

Здесь все уже более или менее вернулось в обычное состояние. Вирджиния, Эди и Генри опять сидели за столом, мальчик — на коленях у матери. Эди заварила чай, а для Генри приготовили горячего какао. Вирджиния даже не сняла мехового манто.

Все трое оглянулись на входящего Эдмунда, и он увидел, что слезы Генри высохли и на щеках заиграл слабый румянец.

— Ну вот, дело сделано, — жизнерадостно сказал Эдмунд, взъерошив сыну волосы, и пододвинул к столу еще один стул. — Найдется для меня чашка чая?

— А что ты сделал? — спросил Генри.

— Разговаривал с мистером Хендерсоном.

— Он очень сердится?

— Нет, совсем не сердится. Просто волновался.

Генри сказал:

— Мне очень жаль.

— Ты не хочешь теперь нам все рассказать?

— Да, пожалуйста.

— Как ты попал домой?

Генри отпил еще глоток ароматного сладкого какао, а потом поставил кружку и объяснил:

— На автобусе.

— А из школы как ты выбрался?

По рассказу Генри, все было до смешного просто. Когда дети легли спать, он под одеялом оделся, а сверху запахнулся в халат и, когда погасили свет, вышел — будто бы в уборную. В ванной комнате есть большой сушильный шкаф. На дне его Генри заранее спрятал свое пальто. Он скинул халат, надел пальто и вылез из окна на пожарную лестницу. А спустившись, пошел по задней подъездной аллее и вышел на шоссе, где ходит автобус.

— И сколько тебе пришлось дожидаться автобуса? — спросила Вирджиния.

— Совсем чуть-чуть. Я знал, что он должен скоро подойти.

— Откуда?

— У меня есть автобусное расписание. — Он взглянул на Эди. — Я вытащил из твоей сумки. И оставил себе.

— А я-то гадала, куда оно подевалось?

— Это я взял. И нашел там автобус, который идет в Релкирк. Поэтому я знал, что он придет. Он и пришел.

— Но неужели никто не спросил, почему ты едешь совсем один?

— Да нет. Я был в вязаном шлеме, вроде как в маске, и никто не мог меня узнать. На мне же не было школьной фуражки.

— А где ты взял деньги на проезд? — спросил Эдмунд.

— Ви на прощание подарила мне два фунта, а я их не сдал. Они у меня лежали во внутреннем кармане пальто. И расписание я тоже туда положил, чтобы никто не мог найти.

— Значит, ты доехал до Релкирка. А дальше?

— Вышел на автобусной станции. Уже стало темнеть, а мне нужно было пересесть на другой автобус, который проходит через Кейпл-Бридж. Есть еще автобус прямо до Страткроя, но я не хотел в него садиться, там мог оказаться кто-нибудь знакомый. Я стал искать тот, что идет через Кейпл-Бридж, это было трудно, потому что там их много, и надо было на каждом прочитать, какие названия у него спереди написаны. Ну, в конце концов, я его все-таки нашел. Но он не сразу поехал, пришлось подождать.

— Где же ты с него сошел?

— Я же сказал. В Кейпл-Бридже. А оттуда пешком.