Сентябрь

Эта часть его карьеры была хорошо документирована. Если об афганских эпизодах ходили только слухи, то после кавказских успехов Ростиславский завоевал популярность. Он не был настоль­ко глуп, чтобы влезать в политические разборки, потому, любимый как коммунистами, так и национали­стами, являлся образцом солдата, который, защищая Россию, лично воевал с врагом. Это тоже было правдой: снимки генерала в люке въезжающего в аул транспортера или где-то на выдвинутой вперед позиции, среди разрывов, не были инсценированными. Ростиславский пострелять любил, а самое главное – он обладал везением. Он до сих пор верил, что дело всей жизни он еще сделает, война же была всего лишь интерлюдией.

Причем, война все более легкая, так как мафия может быть противником для полиции, но ни­как не для регулярной армии. А потом пришла скука, зрелищные успехи демонстрировать было все сложнее. И тут наступила еще одна счастливая лафа для генерала.

Шум двигателя УАЗ-а затих, брезентовый навес исчез за поворотом дороги. Вагнер вытащил пачку "кэмела" и закурил. Потом присел на сваленном дереве.

Разговор был странный. Не первый, так как встречались неоднократно. Ростиславский и не скрывал своих связей с контрабандистами. Это он был здесь законом, и все на границе исходили из простого положения, что с генералом жить можно. И действительно, он прекрасно понимал, что есть что в данном бизнесе. А Москва была далеко.

Вагнер со злостью затушил окурок, тщательно растер его на тропе подошвой тяжелого ботин­ка. Несмотря на врожденный цинизм и отсутствие иллюзий, после всякорго подобного разговора он чувствовал себя не в своей тарелке.

Чертово ханжество. Все то, о чем говорил Кудряш, все то, о чем сам , где-то глубоко в душе, передумал уже не раз и не два: будто бы вот ты уничтожаешь чудовищ и борешься со сволочами. Во имя, курва, принципов…

Быть может, но только по разрешению. Возможно, ты справился бы и без этого разрешения, без помощи. А может и нет. Ты ведь не проверял, потому что так как есть, было тебе удобнее. Тебе самому. Белкам… Ты выбрал одного из оккупантов, считая, будто бы он лучше.

Потому что так оно и есть…

Вагнер вытащил из пачки очередную сигарету, без какого-либо удовольствия затянулся. Он прокоптился, будто старая печная труба; в ходе часовой беседы выкурил половину пачки. Тем не менее, си­гарету не загасил.

Русские и их вечный бардак. Бардак привычный, с которым можно было и жить. Никакого тебе возврата демократии, переобучения, никаких судов и следствий. По справедливости разложенная на всех нищета, не большая и не меньшая, чем во всей России. Все в одинаковой степени голодные: русские солдаты, литовские поселенцы и местные. Отсутствие контрастов, как в центральной Польше огороженных колючей проволокой участков тех, кто подлизался к новой власти, добровольных отря­дов полиции, отсутствие репрессий…

Только лишь совместная бедность и совместное воровство. Совместный бизнес.

Он хотел сплюнуть. Не смог — пересохло во рту. Осталась лишь горечь никотина.

Совместный бизнес, совместные дела. Когда-то он сам себя уговаривал, что это неправда.

Фродо зашипел от боли: он набрал слишком много земли на лопату, ему хотелось засыпать мелкое углубление, появившееся в ходе утаптывания. Но растянутые мышцы отказались слушать, ру­коятка лопаты вывернулась из рук. Коротышка отбросил орудие труда, начал растирать предплечье.

- Ну, чего стоишь, - буркнул он. - Что, слова не можешь сказать? Я был прав?

Вагнер не отвечал. Он только присматривался к тому, как Фродо ощупывает руку, покрытую огромными синяками. О фальшивых спецназовцах можно было сказать одно: в силем не откажешь.

- А может перестанешь дергаться, - посоветовал Вагнер без крохи сочувствия. - Отдохни, при­ми какую-нибудь таблетку от боли. Если станешь скакать без толку по двору, никому и ничему не по­можешь. Особенно — ей…

Вопреки ожиданиям, Фродо не выплеснул фонтан ругательств. Он лишь перестал растирать предплечье, насмешливо глянул. И молчал, пока Вагнеру уж совсем сделалось не по себе.

- Нет у тебя никаких совместных дел с Ростиславским, начал наконец-то Фродо, говоря тихо и спокойно. - Ты защитник угнетенных, настоящий веджьмин, который убивает ради денег, но убивает исключительно нехороших… Погоди!

Он схватил Вагнера за рукав, хотя тот уходить и не собирался.

- Подожди. Выслушай на сей раз до конца. Потому что, знаешь… - Фродо скривился. - Я ни­когда тебе этого не говорил. Никогда до сих пор. Я принимал участие в этой игре видимостей, в ва­ших фантазиях… Да что я пизжу… В наших фантазиях, в том числе — и своих…

Он прервался на мгновение, сглотнул слюну. Солнце поднималось все выше, обещая один из тех совершенно непредсказуемых жарких дней, когда солнце ранней осенью способно было жарить будто в июле. Безлюдный городок, перевернутые вверх дном дома с выбитыми стеклами, неесте­ственная тишина и покой. И два типа с нахмуренными лицами, которые опираются на лопаты. Фродо заметил, насколько смешна эта ситуация.