Сентябрь – это навсегда (сборник)

— Я Рэй Карпов, главный оператор. Почему разговариваете в открытую? Противник прослушивает эфир и перебьет вас поодиночке.

— Где вы? — спросил Илья. — Отвечайте только в том случае, если это вам не повредит. И главный вопрос — ищете ли вы сущность противника?

Карпов хмыкнул:

— Что еще за сущность? Какие‑то люди… Мы уже четырех уложили, сутки наркоза им обеспечены… Но у них зажигалки и какая‑то очень серьезная дрянь. Похуже бластера. Ищите нас у складов готовой продукции, ребята. Только осторожно…

Голубая вспышка атомного пламени «растворила» в десяти шагах от Ильи старую скалу, усеянную шарами кактуса–бродяги.

Илья похолодел: «Этого еще не хватало!» Стреляли из универсального инструмента, который имел генератор атомного распада. Такие инструменты имели только первопроходцы и… Садовники. Еще одно обстоятельство показалось и вовсе странным: Илья сразу же понял, что оружие или в руках неумехи, или противник явно… не хотел попасть.

«Я тоже… не хочу, — подумал Илья, переводя свой излучатель на микрозаряды. — Я не хочу убивать тебя, кто бы ты ни был. Но сейчас тебе будет жарко».

Он дал три короткие очереди. Крохотные шмели плазмы зароились в кустах. Кто‑то вскрикнул дурным голосом, затрещали ветки.

— Возле складов порядок, — доложил весело Егор. — Противник ретировался после первого же «показательного» залпа. Славика, кстати, еле дозвался — он на другом континенте и прилететь не сможет.

— Мой противник, кажется, тоже отступает, — пробормотал Илья, осторожно продвигаясь к транспортной площадке.

С шумом, будто большая птица, из‑за скал взмыл голубой глайдер.

Илья повел раструбом излучателя. И опустил его. Разряд в воздухе — верная гибель машины. Не надо нам ваших трупов. Это будет уже не бой, а месть. Хотя, если хоть кто‑нибудь из ребят здесь погиб…

— Послушайте, Карпов, — сказал он. — Нет ли потерь? Я — Садовник Ефремов. Все ли живы?

— Обошлось, — после паузы ответил главный оператор. — Янека, правда, ранило. Ожог. Уже отправили в медцентр.

— Хорошо. Сейчас займемся… — Илья поискал слово и почему‑то вместо «пленными» сказал: — Займемся спящими.

В куполе бывшей фабрики что‑то начало взрываться — методично, тяжело, перемешивая все, что там еще оставалось, в один уродливый багряный расплав.

Четверо пленных лежали на ковровом покрытии пола и мирно спали. Один из них — светловолосый, с женственными чертами лица — даже тихонько посвистывал носом.

Илья еще раз проверил силовые коконы, которые невидимыми нитями спеленали пленных, оглянулся. В зале уже собрались все ведущие специалисты Ненаглядной. Возле сектора связи стоял Шевченко и разговаривал, по–видимому, с Землей. Академик Янин переходил от одного пленного к другому, недоверчиво вглядывался в их безмятежные лица.

— Слава, прошу тебя, — сказал Илья.

Из Северной Пальмиры Славик вернулся хмурым и разбитым, опять пожаловался на головную боль. Однако неожиданное нападение на биофабрику поставило сразу столько вопросов и задач, что Ефремов попросил товарища взять на себя хоть самое простое — установить через Информаторий личности диверсантов.

«Есть такое слово, — пояснил он, уловив во взгляде Славика непонимание и какую‑то тусклую настороженность. — Было раньше. Давно. Пришлось вот вспомнить».

— Личности… диверсантов установлены, — смертельно усталым голосом начал Славик.

Илью пронзила острая боль: мы жалеем людей — ежечасно, ежесекундно, — а себя, а друзей… Вот и Славик. Ему плохо, очень плохо, ты же видишь. И в то же время не замечаешь беду близкого. Мол, других надо жалеть, чужих…

— Егор Матвеев, историк, специализация — древние века. Отдыхающий.

— Винченцо Валенти, оператор центра обслуживания. Шестой год работает на Ненаглядной.

— Камил Клейн, поэт. Отдыхающий.

— Жером Иенсен, врач. Отдыхающий.

Академик Янин подтолкнул Илью:

— Что значит смешанные браки и ассимиляция народов! У меня есть ассистент — Жан Хорхе Иванов–Патанджали… Представляешь?.. Что касается так называемых «диверсантов», то боюсь, что каждый из нас мог оказаться на их месте. Здесь налицо какое‑то влияние на психику людей.

Шевченко, услышав слова академика, повернулся к ним:

— Это мы сейчас и проверим. Попросите разбудить одного из них. Скажем, Клейна.

Через несколько минут Клейн открыл глаза. С недоумением, а потом с тревогой он обвел взглядом собравшихся в зале, попытался подняться, однако невидимые путы не дали ему даже пошевельнуться.

— Что все это значит? — спросил он на интерлинге. Обращался он к Шевченко, заметив на его комбинезоне знак Совета миров.

— Извините, но мы ограничили свободу ваших действий, — сухо сказал Шевченко и сел в кресло, чтобы не возвышаться над собеседником. — Это вынужденная мера.

— Я думаю, что недоразумение сейчас выяснится. Для этого вам нужно ответить на несколько вопросов.

— Я готов, — так же сухо ответил Клейн. Его лицо, обрюзгшее и тронутое морщинами, не скрывало обиды. — Я готов на все, лишь бы понять, что происходит.

— Где вы находились ночью, а также вечером? — спросил Шевченко.